Слава моего отца. Замок моей матери

– Как только я прочел утром вашу записку, я отправился за подкреплением: Бинуччи, такой же, как и я, обходчик канала, и Фенестрель, «фонтанщик», – мы втроем пошли разбираться, в чем дело. Когда я захотел было открыть ту самую дверь (ох, Матушка-заступница, благодарю Тебя!), обнаружилось, что он не додумался снять цепь и висячий замок! Мы обошли имение вокруг, добрались до парадных ворот, и я стал звонить в колокольчик, что тебе монастырский звонарь в колокола. Минут через пять появился разъяренный сторож.

«Вы что, – говорит, – с ума сошли, так трезвонить? Особенно вы!» – ткнул он в меня, открывая дверь.

«А при чем тут я?»

«Потому что за вами кое-что числится и мне есть что вам сказать».

«Скажете потом, начнем с того, что и у меня есть что вам сказать, и я могу уложить это в одно слово. А звучит оно так: „Штраф!“»

Тут он как вытаращит глаза, огромные такие. Даже тот, что барахлит.

«Первым делом, – вмешался Фенестрель, – пройдемте на место преступления. Необходимо зафиксировать правонарушение, добиться от виновного признания и конфисковать цепь и висячий замок».

«Что?» – заорал ошеломленный сторож.

«Не орите, вы нас пугаете!» – прикрикнул я на него.

Мы вошли на территорию поместья.

«Я сейчас вам расскажу про цепь и про замок!»

«Это вы повесили его?»

«Да, это я. А знаете почему?»

«Нет, не знаю. И мне нет надобности это знать, чтобы оштрафовать вас».

«Статья номер восемьдесят два Уложения», – вставил Фенестрель.

Сторож поочередно взглянул на наши фуражки и изменился в лице. Тут вмешался и Бинуччи.

«Да не бойтесь, – сказал он примирительным тоном, – дело вне компетенции исправительного суда. Дальше полицейского участка оно не пойдет. Максимальный штраф франков двести, не больше».

«Максимальный или минимальный, мне все равно. Для меня важно собрать вещественные доказательства», – сухо проговорил я и направился к той самой двери.

За мной двинулись все остальные, включая и прихрамывающего сторожа.

Пока я снимал цепь с двери, он стоял рядом, красный как рак. Тут я вынул свою записную книжку:

«Ваша фамилия, имя, место рождения».

«Вы не посмеете!»

«Но по какому праву вы препятствуете нашему проходу вдоль канала?» – вставил Фенестрель.

«Это не против вас», – ответил сторож.

А я ему:

«Разумеется, это не против этих господ, а против меня! Я прекрасно знаю, что вы меня невзлюбили! Так вот, мне вы тоже не слишком нравитесь, и потому я доведу дело до конца!»

«До какого такого конца?» – спрашивает он.

«Вы пожелали лишить меня работы. Что ж, я пойду на все, чтобы вы потеряли свою! Когда ваш хозяин получит повестку в суд и ему придется явиться во Дворец правосудия, он, может быть, поймет, что лучше нанять другого сторожа, и надеюсь, что следующий будет более воспитанным, чем вы».

– Друзья мои, видели бы вы, что с ним тут сделалось!

А я все не унимался: «Ваша фамилия, имя, место рождения».

«Клянусь, это было направлено не против вас! Я хотел поймать людей, которые расхаживают тут, пользуясь поддельным ключом!»

Тут я принял свой самый внушительный вид:

«Хо-хо! Поддельный ключ? Слышишь, Бинуччи? Поддельный ключ!»

«Да вот он!» – вскричал сторож и достал ключ из кармана.

Я выхватил его у него из рук и сказал Фенестрелю: «Возьми ключ и сохрани его. Мы потом все расследуем. Это дело в компетенции руководства канала. А людей этих вы поймали?»

«Конечно поймал. Вот записная книжка, которую я изъял у того субъекта, вот мой рапорт, адресованный вашему руководству, а вот и протокол!»

Он передал мне вашу записную книжку и два рапорта по нескольку страниц каждый, в которых он излагал суть дела.

Я стал читать его каракули, а потом вдруг и говорю ему:

«Несчастный! Несчастный! В официальном рапорте признаетесь, что собственноручно навесили на дверь цепь с замком. Да известно ли вам, что при добром короле Людовике Четырнадцатом вас за это немедленно отправили бы на галеры!»

«Это не самоубийство, но очень похоже!» – вставил Бинуччи.

Смотреть на сторожа было просто жалко. Он был уже не красный как рак, а белый как смерть.

«И что же вы намерены делать?» – говорит он мне.

Я покачал головой, прикусив губу. Демонстративно переговорил с Фенестрелем, потом с Бинуччи, потом со своей совестью.

Он ждал со злобным выражением лица, но явно насмерть перепуганный. Наконец говорю ему:

«Слушайте, это случилось в первый раз, но пусть будет в последний… Об этом больше ни слова. Если вам дорога ваша фуражка, вы тоже – никому ни-ни!»

С этими словами я разорвал оба его рапорта и сунул записную книжку в карман вместе с цепью и замком. Мне подумалось, что здесь, в холмах, они вам пригодятся!

Бузиг выложил на стол свои трофеи.

Восторгам нашим не было конца, и Бузиг согласился с нами поужинать.

– Дело окончательно улажено, но на всякий случай лучше вам больше не ходить вдоль канала, – посоветовал он, разворачивая салфетку.

– Об этом нет и речи, – заверил его отец.

А мама, снимая жареных дроздов с шампуров и раскладывая их по тарелкам, вполголоса вставила:

– Даже если бы нам разрешили, у меня не хватило бы духу еще раз побывать там. Мне кажется, я лишилась бы сознания.