Слава моего отца. Замок моей матери

Но тут из развесистого куста дрока вдруг вынырнул берет, над которым торчало ружье. Он не спеша выстрелил: первая куропатка качнулась влево и упала, будто сорвавшись с неба. Остальные рванулись вправо, ружье описало дугу, и раздался второй выстрел: вторая куропатка словно взорвалась в воздухе и почти отвесно упала вниз. Я тихо вскрикнул от радости… Поискав немного, охотники нашли добычу, лежавшую на расстоянии пятидесяти метров друг от друга, и подняли ее высоко над головой. С криком «браво» отец стал укладывать куропатку в ягдташ. Но тут я с удивлением заметил, что он подскочил на месте и принялся судорожно вынимать из ружья пустые гильзы: великолепный заяц, только что пробежавший меж его ног, не дождался окончания этой процедуры и скрылся в кустах, задрав хвост и навострив уши…

Дядя Жюль, возведя руки к небесам, восклицал:

– Несчастный! Нужно было ср-р-разу же пер-р-резар-р-р-яжать! Как только выстр-р-релил, тут же пер-р-р-езар-р-ряжай!!!

Отец удрученно развел руками, став похожим на распятие, и грустно пер-ре-зар-р-рядил ружье.

На протяжении всей этой сцены я продолжал стоять на самом краю обрыва, но охотники, загипнотизированные куропатками, не замечали меня. Я вдруг сообразил, как был неосторожен, и, сделав несколько шагов назад, вновь спрятался.

Я был потрясен нашей неудачей, принявшей для меня масштабы настоящей катастрофы. Отцу два раза подряд не удавался «королевский выстрел», а заяц, глумясь над ним, заставил его выполнить легкое антраша, перед тем как показать ему свой зад. Это было удручающе комично.

Я тотчас начал подбирать ему оправдания: находясь под самым обрывом, он не мог видеть приближения куропаток, тогда как дядя Жюль стрелял в них словно в тире.

С другой стороны, отец еще не привык к своему ружью, а дядя Жюль сказал, что это как раз самое важное… И наконец, это первая его охота, первые охотничьи переживания, и потому ему не пришло в голову «пер-р-резар-р-рядить». Но в конечном счете я был вынужден признать, что этот эпизод подтверждает мои опасения, и принял твердое решение никогда никому не говорить об этом, а особенно ему самому.

Что будет теперь? Удастся ли ему сделать достойный выстрел? Он, мой отец, школьный учитель, член выпускной экзаменационной комиссии, человек, который так легко сбивает шары противника, который часто играет в шашки против знаменитого Рафаэля на глазах у толпы шашечных знатоков, – неужели он придет с охоты ни с чем, тогда как дядя Жюль будет увешан куропатками и зайцами, словно витрина мясной лавки? Нет, нет и нет! Этому не бывать! Я буду весь день следовать за ним и загонять к нему столько птиц, кроликов и зайцев, что хоть одного из них он в конце концов да убьет!

Все это я обдумывал, нервно жуя веточку розмарина, прислонившись спиной к сосне, на которой среди аромата разогретой на солнце смолы стрекотали маленькие черные цикады, обитатели холмов, как будто пилили сухой тростник. Я снова задумчиво двинулся вперед, сунув руки в карманы и опустив голову. Прервал мои размышления приглушенный расстоянием выстрел. Я рванул к краю обрыва. Охотники были уже довольно далеко от меня: они подходили к концу лощины, выходившей на большую каменистую равнину… Я бросился догонять их, но увидел, как они повернули направо и исчезли в сосновом бору у подножия Ле-Тауме, которое вдруг выросло передо мной.

Я решил спуститься на дно лощины и идти по их следам… Но оказался у обрыва метров в сто. Не было видно никакого спуска. Я подумал, не вернуться ли мне назад по собственным следам, чтобы отыскать дорогу, по которой пошли они, когда я от них отстал. Прошло уже больше часа с начала охоты. Я подсчитал, что мне понадобится по меньшей мере двадцать минут только для того, чтобы вернуться на прежнее место, и то если бегом. А потом придется подниматься по лощине, а по ней трудно бежать из-за кустов колючего дрока выше меня: значит, еще добрых полчаса! А за это время где они окажутся! Я сел на большой камень, чтобы обдумать положение.

Может быть, просто-напросто вернуться домой? Тогда я, бесспорно, утрачу свой авторитет у Поля, а мать будет меня утешать с оскорбительной для меня нежностью. Мне, правда, останется слава храброго разведчика и полного опасностей возвращения домой, которые при умелом рассказе выиграют еще больше. Но имею ли я право покинуть Жозефа? Со смехотворным ружьем в руках и в очках от близорукости? Сможет ли он выстоять против короля охотников? Нет! Такая измена с моей стороны будет хуже его предательства.

Итак, проблема состояла в том, как их догнать… Не собьюсь ли я с пути в этих безлюдных местах?