Отошел князь от Ионы, а отец Софроний и дьякон Алексий отвели его к скамье пристенной, где сидел он обычно. Иона же благословил княгиню Марью Ярославну и ласково сказал ей:
— Благослови тя господь и плод чрева твоего!..
Тяжело бухнула на колени пред владыкой Дуняха и, протягивая спеленанное дитя свое, умиленно просила:
— Благослови, владыко, младенца моего, Христа ради…
Тем же временем Васюк с Илейкой подошли к князю великому и, припав на колени и целуя руки его, говорили один за другим:
— Государь наш, упасли мы детей твоих от Шемяки! В ту же нощь у пивного старца Мисаила укрылись с сынами твоими, а наутро с обозом монастырским к князьям Ряполовским, в Боярово к ним, погнали…
— А где ж Юрий? — снова с тоской и тревогой вопросил Василий Васильевич.
— Тут он, Васенька! — радостно отозвалась Марья Ярославна и, обратясь к Юрию, сказала: — Иди, иди, сынок, к татуньке!
Василий Васильевич обнял сына, поцеловал его, но тотчас же отпустил.
Чуя замешательство и страх его, молвил он ему, смеясь:
— Ну иди, иди уж к матуньке, сосунок! Она тобе пряник медовый даст…
Юрий, услышав такой знакомый и ласковый смех, живо обернулся и обнял отца, поцеловал его в щеки и воскликнул:
— Тату, мы с Иваном все время вместе были. Яз и верхом с ним ездил!
Скажи, Иване, как езжу яз. Васюк учил…
— Добре, государь, — не удержался Васюк, — добре оба княжича ездят!..
— Княже, — возвысил голос Иона, — еду аз на Москву вборзе и хощу с тобой совет держать о многом и тайном…
— Марьюшка, — сказал Василий Васильевич, — подитка в свою половину со всеми, оставь нас токмо с отцами духовными.
Все тронулись в келью княгини Марьи Ярославны, что через сенцы напротив княжой кельи. Встал было со скамьи пристенной и княжич Иван, но отец, схватив его за руку, молвил громко и радостно:
— Останься, Иване. Ныне ты, как мати моя сказала, — очи мои, а вборзе и помочь…
— Истинно, княже, — согласился Иона, — истинно так. Вельми отрок разумен и скорометлив. Научен уж многому и разуметь уж многое может.
— А что не уразумеешь, сыне мой, на совете сем, — ласково добавил Василий Васильевич, держа Ивана за руку, — потом у меня спросишь…
Совет начался не сразу. Владыка Иона в задумчивости был, а по губам его скользила время от времени печальная улыбка.
— Ты, княже, — наконец, молвил он тихо и душевно, — о митрополите Фотии ныне упомянул. Чту и аз память его всей душой и сердцем своим. Когда еще млад был аз, простым иноком хлебы пек на Москве в Чудовом монастыре, познал тогда Фотия, и просветил он меня светом познания в беседах своих.
Много и во младости еще испытал аз совместно с ним горькой и тяжкой муки о Руси нашей, много зла от агарян, золотоордынцев поганых, от усобиц княжих злых и богопротивных…
Владыка вздохнул и голосом твердым продолжал:
— И вложил тогда мне в душу митрополит Фотий мечту о великой державе, вольной от царя татарского! И ныне вот, княже, живота и сил не щадя, аз, грешный и слабый раб господень, и вся церковь, и отцы за то же ратуем…
— Господи, — воскликнул, широко крестясь, Василий Васильевич, — благодарю тя, господи!
— Токмо с сынами твоими не так содеял, как мыслил…
— Отче, — перебил его князь, — дозволь мне на совет княгиню мою кликнуть, коль о детях речь твоя…
— Истинно, истинно, — горячо подхватил протоиерей Софроний, — княгиня яко орлица на гнезде своем! Благослови, владыко, покличу ее…
Все, ожидая княгиню, были в молчании, когда вошла она с отцом Софронием, тяжелая и грузная от нового бремени, и села возле князя.
Молчали еще все, но вот встал владыка Иона и, поклонившись князю и княгине низко, тронул рукой пол, молвил с горестью:
— Простите мя! Не уберег детей ваших на епитрахиле своей, а привел в заточение к вам…
— Отче, — воскликнула Марья Ярославна, — не винися в том! Бог уж так судил, что детки наши вместе с нами. Где бы нам силы взять, ежели без них-то еще в заточенье быть? Ради них и за Москву ратися будем…
Смолкла княгиня, а князь, слезы сдержав, добавил:
— Все надежды яз возлагаю на тя, отец мой, и на церковь православную.
Нет вины твоей, ибо изолгал тя Шемяка и слово и клятвы свои рушил. Все люди сей обман увидят и пойдут за нас на злодея…
Василий Васильевич смолк на малое время и заговорил потом спокойно и степенно:
— Ныне, владыко, свет божий утратив, о многом яз мыслю, и наипаче об укреплении вотчины своей, Московского княжества, дабы во главе ему быть всея Руси, дабы татар с выи своей сбросить…
— Благослови тя господь, — ответил владыка Иона. — Выслушай, княже, все, что реку тобе, как все было, и в чем и в ком чаю аз опору имети для дел наших.
— Слушаю тя, отче, — тихо молвил Василий Васильевич.
Рассказал Иона подробно и о побеге княжичей, и о князьях Ряполовских, и о церквах и монастырях, и о том, как весь народ за князя стоит: сироты, воины и люди посадские. Рассказал, как бояре, князья и гости богатые разумеют о делах московских, и в заключение молвил: