Славяне. Часть 1

– Но он же, прошел помню, такой слушок, еще в конце восьмидесятых свалил из этого дурдома, – заметил Брощан. – Столько лет прошло, пенсионер. Он-то кому мешал?

– Этого я не знаю … Кстати. На похоронах встретился с Вознесенским.

Понимая, что разговор о погибшем причиняет Васильеву боль, Тарасов решил сменить тему и прояснить давно назревший вопрос.

– Возможно, не ко времени начинаю разговор, однако до сих пор не могу себе объяснить, почему Иван Ильич, ваше ведомство оставило без внимания единственную реальную возможность выхода на «Славян»? Я имею в виду Вознесенского. Он что, ваш человек? Тогда, конечно, вопрос снимается и можно не искать правдоподобных объяснений.

Васильев взял новую сигарету, тихо, глядя куда-то поверх голов, заговорил:

– А ведь и верно: в данной ситуации такое предположение вполне уместно. Однако это не так. Комитет и комитетчиков он ненавидел всеми фибрами души. Были личные причины. Дабы не быть голословным, позволю себе привести кое-какие факты. В свое время, в Афганистане, нашим ведомством ему был вынесен смертный приговор.

Здесь Васильев выдержал паузу, мысленно решив не останавливаться на подробностях.

– Да и раньше он дважды серьезно поцапался с руководством Ленинградского КГБ. Вопрос даже стоял о переводе его в другой город. Деда расстреляли в тридцатые, бабушку сослали. Отцу не дали закончить военное училище. Добавьте к перечисленному и то обстоятельство, что в его жизни важную роль сыграл некий донской казак, у которого были свои счеты с чекистами.

Тарасову Васильев нравился своей обстоятельностью и определенной позицией. Но при общении с гэбэшниками он всегда помнил словам своего первого учителя по милиции: «Откровенность с языка умного комитетчика – высшая степень хитрости».

– Да, Вознесенский вашего брата, знаю, не жаловал, – подтвердил Брощан и спросил:

–По убийству Бурмистрова есть реальные зацепки?

Васильев отрицательно покачал головой.

– Да, собственно, о каких зацепках может идти речь, если стрелял снайпер, – сочувственно произнес Брощан.

– И все же будем искать, – не меняя позы, тихим, но решительным голосом проговорил Васильев. – И не только по официальной линии. Вознесенский оставил все свои коммерческие дела и вплотную займется розыском убийцы. В понедельник и я постараюсь оформить отпуск, чтобы развязать себе руки…

Прозвучало заявление, которое не могло не насторожить. И если Брощан сделал вид, что пропустил сказанное мимо ушей, то Тарасов тут же заметил:

– Покушаются на Вознесенского, убивают Бурмистрова. Нет ли, Иван Ильич, между этими событиями связи?

– Такой вывод напрашивается, – спокойно отозвался Васильев.

– Вели к этому приплюсовать милицейское прошлое Вознесенского…

– Можешь не продолжать, – перебил Васильев. – Согласен, этих обстоятельств нельзя не учитывать. Но как все повернуть?

Недовольно, из-подо лба Брощан взглянул на Тарасова, своими вопросами и рассуждениями позволившего Васильеву подвести разговор к роковой черте. Что именно этого добивается комитетчик, Брощан понял сразу же как только тот сказал, что ездил на похороны Бурмистрова. Стараясь уйти от повисшего в воздухе вопроса, посоветовал:

– На твоем месте, Иван Ильич, я не стал бы пороть горячку с отпуском. С погонами на плечах в частных сыщиков вообще не играют. Будешь только обузой Вознесенскому. Твое стремление найти убийцу нам понятно. Однако, оставаясь на своем месте, ты принесешь пользы значительно больше, чем если займешься кустарщиной. У тебя под руками тысячи подчиненных, доступ к информации, техника.

Теперь уже Тарасов недовольно покосился на друга. Тот по обыкновению старался сгладить острые углы, увести разговор в сторону. Тарасова же такой вариант не устраивал. Ему надоели недомолвки, атмосфера настороженности с первого же дня совместной работы по "Русичам"-"Славянам”. Из-за чего, скрашивается, вся эта мышиная возня? Недоверие гэбэшников? Их ведомственные интересы? Стремление Васильева и Брощана выгородить их общего знакомого Вознесенского? Ему нужна была определенность. И он, пытаясь ее найти, пустил пробный камень: достал из бокового кармана сложенный лист, принялся вслух читать сообщение агента "Лиса", где со всеми подробностями рассказывалось о предотвращенной сделке с оружием. В связи с упоминанием Васильева о ленинградском прошлом Вознесенского, особенную надежду он возлагал на последние фразы. По словам агента, его хозяин по дороге домой неоднократно повторял одно и то же: "Где я видел эти страшные глаза? И потом вслух произнес: "Точно, тот самый, ленинградский мент!"

– Это где же такой классный кидняк прокрутили? – поинтересовался Брощан.

– На границе Московской и Рязанской областей.

– Сплошное расстройство: территория другого государства. Вознесенский тоже покидает наши края. Мы опять остаемся у разбитого корыта. Что будем докладывать Березину? … Благо хоть сегодня его нет. Может, за неделю чего-нибудь наскребём. – Брощан взглянул на часы, присвистнул и заявил: – Извините, но я вынужден бежать.