Славянорусские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона

Карна (сербохорв.) - «ругань, брань, ссора». Производное с суф. - ьnа от гл. *kariti - «сердить, злить» (сербохорв.). Однако др. - русск. карити - «оплакивать»; в то же время русск. диал. карна - «крик птицы из рода вороновых», а карить - «упрекать, выговаривать».

Сюда же производное с суф. - ьbа (имя действия) от гл. *kariti - церк. - слав. карьба - «ссора, ругань, раздор» (Этимологический словарь, 1983. С. 153-155).

Таким образом, карна, должно быть, содержит значение «оплакивать» и одновременно «упрекать, выговаривать», так как требуемое пояснение содержится в тексте памятника: даже другие народы «каяли князя Игоря».

Жля = вопль. - В древнеславянском Паремийнике вопль; в Толковых пророчествах попа Упыря Лихого 1047 г. на месте вопля - желя, типичное для болгарских текстов X в. (Алексеев, 1984. С. 99). Ср.: «о стенание и желя» (Успенский сборник, 1971. Стб. 189а. С. 3).

Смага - многозначное слово, связанное с понятиями огня, жара, сухости, копоти, а также с огнестрельным оружием, силой, мощью, одоленьем и победой (Даль, Срезневский, Фасмер, Словарьсправочник, 1978. С. 176, 177).

Мычючи - от мыкати, умыкати («уводить, похищать»); в южно- и западнославянских языках - «двигать, подергивать», «резко двигать, дергать» (Этимологический словарь, 1992. С. 31; Фасмер М. Т. 3).

Ср.: мыкатися - быстро, беспорядочно распространяться, передвигаться (о молнии) (Словарь, 1982, С. 329).

Пламенный рог - в данном случае у нас имеется возможность утверждать, что это сосуд, подобный рогу по форме, так как существует летописное: «из рогъ его яко углие горячое иходило» (Словарьсправочник, 1978. С. 48), а также хеттский текст, представляющий собой описание ритуала, осуществлявшегося при сооружении нового дворца, в котором образ царя связывается с возвращением его ранее утерянных и как бы разобщенных частей существа:

«Приди ты, Орел (Орел фигурирует в качестве вестника к богу Грозы и богу Солнца). (И) лети!…

К месту вечного огня лети!

И принеси мне кинуби!» («Горшок (?) для жара»).

Возврат кинуби соотнесен с обретением «прежнего лада», «обновлением» царя (Ардзинба, 1982. С. 115. Примеч. № 37, 38).

Огонь и жар «воскрешения», «смага в пламенном роге», связанная с проявлением одоления и победы, а через слово «мычючи» - с молнией и грозой, имеет естественный повод для соотнесения с символикой факелов древнеславянского ритуала на празднике в честь мертвых, когда «весною в воскресенье четвертой недели поста, совершая праздник в честь мертвых, лужичане ходят на Тодесберг, с зажженными факелами, поминают покойников и на возвратном пути поют: “Смерть мы погасили, новую жизнь зажгли”» (Словарьсправочник, 1978. С. 178). Можно утверждать, что существует определенное соответствие между этим и упомянутым хеттским ритуалом, в котором кинуби соотнесен с обретением «прежнего лада» и «обновлением» царя.

Понятие условий «воскрешения» применимо также к трехфигурной композиции терракотового рельефа из Ольвии с изображением Гермеса, Орфея и Эвридики. В правой руке у Гермеса Психопомпа, проводника душ в подземный мир, большой горящий, вертикально стоящий факел, так как Гермес «не ведет души, как обычно, во мрак, а, напротив, выводит их к свету… На погребальных стелах факел обычно изображается опущенным как символ погасшей жизни, здесь же символика совершенно иная, противоположная по содержанию - бог освещает выход в жизнь» (Лейпунская, 1982. С. 81-85).

Эта аргументация, которая дана выше, ведет непосредственно к соотнесению «смаги в пламенном роге» с фольклорными представлениями об Ильепророке как «огненном», «тученосном» громовержце, «небопарном орле»; «из уст его огоньпламень горит». Он «возбудитель и оживитель». Одновременно «Илья - бараний рог» (Макашина, 1982. С. 85, 86, 91).

Эта же аргументация приводит к «плачу по Роланду» в «Песне о Роланде», он также направлен на воскрешение Роланда:

Над Францией меж тем гремит гроза,

Льет ливень, хлещет град крупней яйца

И молнии сверкают в небесах,

И - то не ложь! - колеблется земля…

это по Роланду скорбь и плач.

(Песнь о Роланде, 1994. С. 67. Ст. 1423-1437).

Думается, что будет к месту вспомнить, что Иисус Христос плакал перед воскрешением Лазаря. Таким образом, скорбь и плач имеют свойство направленности, или отнесенности, к воскрешению умершего: посредством этих состояний выражается желание воскресить умершего. Огонь (или молния) в этом случае выступает в роли воскрешающей силы, он связан также с обретением «прежнего лада» и с «обновлением» больного. К Илье как громовержцу обращались с молитвами о здоровье: «Молюсь тебе, святой Божий Илья! Пошли тридцать ангелов в златокованом платье, с луки и стрелы… Спустите мне гром и молнию, отбивайте и отстреливайте от раба Божия уроки и призоры, потяготы и позевоты» (Макашина, 1982. С. 96). Очевидный, хотя и «внешний» смысл воскрешающей силы молнии заключен в словах Ромео:

Нередко люди в свой последний час

Бывают веселы. Зовут сиделки

Веселье это «молнией пред смертью»…