Славянская хроника

21. Об осаде города[242] императором. Император же, перейдя через реку, прибыл к Любеку, где навстречу ему вышло войско славян и гользатов. К устью Травены с большим флотом прибыл также Вальдемар[243], король Дании, и город был осаждён с суши и с моря. В городе же находились Симон, граф Текленбурга, Бернгард, граф Ольденбурга, ещё один Бернгард — фон Вёльпе, а также Маркрад, наместник Гольштейна, и Эмико фон Неморе с наиболее деятельными из гользатов и несметной толпой горожан. Король Вальдемар, придя к императору с большой свитой, предстал перед ним во всём своём блеске и обручил свою дочь с его сыном[244], то есть с герцогом Швабии; брачные обязательства были скреплены клятвами епископов. Во время осады в городе находился также господин епископ Генрих. Так вот, горожане, придя к нему, сказали следующее: «Мы просим твою святость, о почтеннейший из отцов, пойти к господину императору и передать ему наши слова: «О государь! Мы — ваши рабы и готовы служить вашему императорскому величеству; но что мы такого совершили, что вы подвергли нас такой осаде? До сих пор мы владели этим городом по щедрой милости нашего господина, герцога Генриха, построив его во славу Божью и в качестве оплота христианства в этом месте ужаса и пустыни, где ныне, как мы надеемся, расположен дом Божий, а прежде из-за языческих заблуждений находилось обиталище Сатаны. Так вот, мы не отдадим его в ваши руки, но будем упорно, насколько будет сил, защищать его свободу силой оружия. Однако, мы просим ваше величество дать нам возможность связаться с нашим господином, герцогом, и узнать у него, что нам следует делать, как лучше всего позаботиться о себе и о нашем городе в настоящей нужде. Если он пообещает нам избавление, то справедливо, чтобы мы сохранили для него город; если же нет, то мы сделаем всё, что будет угодно в ваших глазах. Однако, если вы откажетесь это сделать, то знайте, что мы предпочтём скорее умереть с честью, защищая наш город, чем жить бесчестно, как клятвопреступники». Итак, епископ, придя к императору, подробно изложил ему требования горожан. Он также призвал императора вспомнить о родстве и службе, которую часто и с блеском оказывал ему герцог, и отнестись к нему, своему двоюродному брату, снисходительно. А император, радуясь приходу господина епископа, ибо ценил его за добрую репутацию и охотно слушал, сказал ему следующее: «Мы очень рады вашему прибытию, о любезнейший из епископов, и испытываем большое удовольствие от того, что видим вас и слышим. Однако то, что ваши горожане передали вам столь дерзкие слова и не открывают перед нами ворота нашего города, мы полагаем не покажется справедливым ни вам, ни кому-либо другому, находящемуся в здравом уме. Мы признаём, что этот город благодаря великодушию нашего величества какое-то время принадлежал нашему двоюродному брату. Но с тех пор, как он из-за своего упорства был по решению всех князей объявлен врагом государства, справедливо, чтобы город вновь стал нашим владением, и чтобы каждый епископ вернул себе свои владения, которыми [герцог] владел в качестве постоянного лена. Наша рука ныне вполне в состоянии воздать [жителям Любека] то, что они заслужили. Но, поскольку нам при отправлении правосудия следует проявлять ко всем скорее терпение, нежели месть, мы, так и быть, соглашаемся с их просьбой и разрешаем им отправиться к их господину и переговорить с ним о своём положении; но пусть знают, что если по возвращении они не откроют перед нами город, то их за это промедление постигнет жестокая кара. А что касается вашей просьбы проявить к нашему двоюродному брату, герцогу, снисхождение, то знайте, что мы всегда проявляли к нему удивительное терпение и величайшее милосердие. Из-за этого он и вознёсся в своей гордыне, ни во что ставя обретённую им милость и не ценя, как следовало бы, проявленную к нему неисчерпаемую милость Божью. Знайте же, что он смирён самим Богом, ибо низложение столь могущественного мужа — дело отнюдь не нашей доблести, но скорее исполнение приговора всемогущего Бога».