Славянская мечта

– Просто есть такие люди… Вот упрётся, как дурак, в одно… И ты ему шо хочешь говори! Ну нахрена против него слабых выставлять? – опять вклинился в диалог сосед Куцего Леша.

– Не страшно выглядеть дураком, страшно им быть! – почти философски ответил Кроликов и тут же продолжил, – вы даже не представляете, какие деньги в этом всём замешаны! Билеты на сам поединок, права на телетрансляцию, реклама, гонорары. Я молчу о ставках в букмекерских конторах. Нам показывают не бокс, а плохо срежиссированный спектакль.

– Да шо ты, Саша… – это опять именинник предпринял вторую попытку остановить спор и привлечь внимание к главной теме застолья, но его слова тут же утонули в фонтане других голосов.

Новый начавшийся галдеж резким движением руками прекратил Гена Куций. Поднявшись с места, он пристально посмотрел на своего визави и сдержанно спросил:

– Уважаемый, вас как зовут?

– Александр Александрович, – не менее спокойно ответил Кроликов и тоже в упор посмотрел на стоящего оппонента, прищурив глаза.

Гена сделал глубокий вздох и медленно выдохнул. В банкетном зале ресторана, где проходило торжество, была вполне комфортная температура, несмотря на то, что март выдался довольно прохладным. Кто-то из персонала ресторана открыл окна, дабы освежить помещение. В свежем, слегка прохладном потоке воздуха Кроликов отчётливо увидел струи пара, разбегающиеся в разные стороны из ноздрей Куцего.

– О… – Кроликов осёкся, чуть не выпалив: «Ого! Пар из носа идёт, как у племенного быка в морозный день!». Реплика, которая вряд ли бы изменила в лучшую сторону и без того непростые отношения между спорящими. Сравнение с племенным быком подвыпившего Куцего могло стать отправной точкой перерастания диспута из диалектической фазы в жестокое единоборство.

– Очень приятно. Меня Геннадий Борисович, – после паузы представился Куций и продолжил, делая маленькие паузы между словами, – вы вот думаете, наверное, шо самый умный здесь? Вам столько людей пытается объяснить, шо нам нравится то, шо мы увидели. И не считаем себя дураками, проглотившими дешёвую подставу. Но вы всё равно стоите на своём. Вы оскорбляете нас своими словами. Нас большинство. Вы один. Почему вы не прислушиваетесь к мнению других? К тому же здесь присутствуют профессионалы бокса! Я ведь не лезу в медицину! Не лезьте вы со своими взглядами в бокс!

– Вы прям как на партийном собрании времён советского союза. Большинство, меньшинство – ерунда всё это! А по поводу медицины – не соглашусь! Как раз сейчас все грамотные стали и пытаются лечить «на свій хлопський розум»[65]. Уж я-то знаю, поверьте. А по поводу того, что мое мнение единственное… меня это не беспокоит. Я всегда имел и постоянно отстаиваю свою точку зрения. И не считаю мои рассуждения ошибочными. Большинство – это просто стадный инстинкт, подражание лидеру. Не хватает сейчас личностей!

Последние слова произвели эффект стартового пистолета. Присутствующие, ощутив себя оскорбленными, в мгновение вернулись в диспут, и успокоить их не мог ни Куций, ни Навроцкий, никто другой. Первые секунды Кроликов вертел головой, как бы пытаясь услышать каждого и каждому ответить. Но убедившись в тщетности своих попыток, впал в состояние атараксии, откинувшись на спинку стула со сцепленными ладонями на затылке и забросив ногу на ногу. Безмятежно наблюдая за возмущёнными гостями, Александр Александрович неожиданно для себя ощутил какое-то странное, до сего неизведанное чувство. Огромный фонтан положительных эмоций, удовлетворение. Он, Кроликов, центр внимания окружающих, предмет всеобщего обсуждения и причина эмоционального всплеска. Такого интереса к собственной персоне со стороны окружающих не приходилось испытывать с детских лет. Пусть, возможно, в негативной роли, но это ерунда. Александр Александрович даже сравнил себя с Робеспьером, выступающим в конвенте против жирондистов. Невиданный прилив эмоций, гордость за самого себя, осознание собственной значимости и при этом никакой стыдливости, только эйфория от скандала, затеянного самим же. Банкет в честь юбилея нейрохирурга Навроцкого превратился в ристалище для безудержных, эмоциональных спорщиков, созданных из обычных людей начинающим провокатором Кроликовым. Александр Александрович открылся для всех знающих его людей в совершенно новом амплуа. До этого всегда тихий и скромный, незаметный человечек доводил почти до истерики публику, пришедшую чествовать юбиляра. Он поднимался с места, взмахивал руками как дирижер перед оркестром, при этом собравшиеся то умолкали, то, наоборот, еще активней голосили; поочередно давал возможность высказаться желающим, словно спикер парламента:

– Друзья! Я повторяю! Давайте по очереди. Я ничего не слышу, когда все говорят! Пожалуйста, давайте вы, к примеру, что хотели сказать? Только говорите кратко и по существу…

Некоторых мог резко перебить на полуслове:

– Достаточно! Мы это уже слышали. Не надо повторяться!