Сакральный хлеб или пирог (колач
) месили в день св. В. в Лужнице и Нишаве (восточная Сербия); первым разрезал его «за здравие волов» священник (за его отсутствием — хозяин) с молитвой, как на празднике «славы». В Пиринской Македонии в тот же день женщины пекли хлеб или лепешки и спешили отнести их в церковь и раздать еще горячими, веря, что, если от хлеба идет пар, скот будет целый год здоровым. В некоторых деревнях хлеб раздавали на улице. Каждый, кто брал кусок такого хлеба, подпрыгивал и произносил благопожелание: «Пусть живут и здравствуют хозяева. Пусть будут здоровы волы. Пусть они брыкаются, мычат и не дохнут». Оставшийся хлеб раздавали скоту. Болгары из Фракии пекли два хлеба (питы) и клали один поверх другого, затем отламывали от них кусочки для волов и угощали соседей. В западной Болгарии пекли два хлеба, называя их св. Петка (св. Параскева Пятница) и св. Влас, первый разламывали и раздавали соседям «за здоровье волов», а второй несли волам и скармливали им. Доставался он и другой скотине. В Панагюриште пекли общий большой хлеб, который разламывали и раздавали всем встречным, при этом угощавший и угощаемый обменивались междометиями «Му-у-у-у!» в подражание воловьему мычанию. В Пловдивском крае день св. В. называли Муканица или Муковден, т. к. там при раздаче хлеба (питы) тоже принято мычать. В России, на Вологодчине (Кадниковский уезд), в день св. В. пекли караваи ржаного хлеба и торжественно освящали их, а затем раздавали скоту, иногда варили пиво и пировали три дня.Совместная трапеза в день св. В. совершалась болгарами в нескольких селах Пловдивского края, там люди ходили по селу, мычали и собирали продукты для общего стола. В середине XIX в. в болгарском селе Перушица все, у кого был скот, выходили за село, резали вола, ели и пили сообща. Возвращались домой бегом, мычали, ржали и блеяли, подражая скоту. На Украине (Харьковщина) в этот день пировали и пили горилку, «чтобы коровы были ласковыми».
Выгон скота на водопой рано утром в день св. В. совершался в селах Пловдивского края. Крупному скоту на рога нанизывали хлебцы, которые потом раздавали детям.
Принесение воды из колодца утром на В. было обязательным у украинцев, живущих в районах Белгорода и Курска: вода стояла три дня в красном углу, потом ею кропили скот и часть выливали назад в колодец, т. к. ее уже «освятил св. В.».
Народная этимология связала имя Влас
со словом волос «волос» и «болезнь в виде тонкого волоска или червячка, которой, по поверьям, болеет скот». Чтобы скот не болел волосом, хозяин в день св. В. постился. Другая связь — созвучие Влас — ласка — лежит в основе верованья, что св. В. охраняет от ласки, которая может вредить скоту.Табу на прядение, вязание, шитье в день св. В. соблюдалось болгарами в Пиринском крае, «чтобы не болел скот и его хозяин». В этот день кое-где запрещали причесываться, чтобы не завелись «власы» в глазах; пересыпать муку, чтобы она не плесневела, и др.
Икона св. Власия у русских часто висела в хлеву. В день св. В. к нему обращались с молитвой: «Святой Власий, дай счастья на гладких телушек, на толстых бычков, чтобы со двора шли — играли, а с поля шли — скакали». При первом выгоне скота в Иркутской губернии приговаривали: «Угодник Божей Власей! Не оставь скотину в путе и в дороге, итить безо всякова препятствия. Ключ и замок — крепкие слова». Украинцы в день св. В. нередко служили во дворах молебны, вносили образ св. В. в хлев или загон для скота, окуривали скот и кропили его святой водой, «щоб скот добре народився та не хорiв».
Н.И. Толстой
ВОДА
— в народных верованиях одна из первых стихий мироздания; источник жизни, средство магического очищения. Вместе с тем водное пространство осмысляется как граница между земным и загробным мирами, как место временного пребывания душ умерших и среда обитания нечистой силы. В космогонических мифах В. ассоциируется с первобытным хаосом, когда еще не было ни неба, ни земли, а были во вселенной только тьма и вода. Символическое значение В. и широкая сфера ее обрядового использования связана, с одной стороны, с ее природными свойствами (прозрачностью, свежестью, быстрым течением, способностью очищать), а с другой — с представлениями о ней как о «чужом» пространстве и входе в потусторонний мир.