Славянская спарта

Почтенный калучеръ, быть можетъ, и грамотный человкъ, ибо, вроятно, читаетъ во время службъ волею-неволей требники и Евангеліе, но на душеспасительную бесду съ его стороны или на какія-нибудь интересныя сообщенія объ исторіи обители, очевидно, разсчитывать было бы безполезно; по всмъ признакамъ онъ гораздо боле пригоденъ къ защит своего монастыря добромъ ханджаромъ, снимающимъ съ одного взмаха турецкую голову, чмъ въ какимъ бы то ни было религіознымъ воздйствіямъ на постителей святой обители; въ этомъ отношеніи это типическій черногорскій попъ, черногорскій калучеръ, изъ которыхъ чаще всего вырабатывались лихіе главари четъ въ род Лазаря Сочицы, Богдана Симонича, архимандрита Мелентія и пр.

Покончивъ съ святынями, отецъ Христофоръ свелъ насъ внизъ, къ крылечку нижней башни, и съ таинственнымъ видомъ, бормоча что-то намъ непонятное, пригласилъ насъ войти въ башню, гнвно отстранивъ отъ ея дверей и нашего байрактара, и нашихъ молодыхъ спутниковъ, которые съ простодушіемъ истинныхъ сыновъ Черной-Горы хотли войти отдохнуть вмст съ нами въ келью суроваго валучера. Онъ даже съ озабоченнымъ видомъ замкнулъ за собою дверь и не безъ торжественности ввелъ насъ въ свтлую комнату, всю установленную по полкамъ иконами русскаго письма и портретами русской царской семьи и черногорскихъ князей. По средин комнаты на кругломъ стол разложенъ былъ цлый восточный «дастарханъ», — лимоны, пряники мстнаго печенья, свжія фиги, орхи, и на первомъ план, конечно, ракія, которую почтенный калучеръ, очевидно, считалъ «гвоздемъ» своего угощенія. На другомъ стол была разставлена разная посуда. Пока мы должны были услаждать свой вкусъ черногорскими лакомствами, заботливый хозяинъ монастыря хлопоталъ приготовить намъ турецкаго крфе, и съ этою цлью усадилъ. какого-то наивнаго черногорца, отправлявшаго при немъ, повидимому, обязанности служки, не то молоть, не то толочь кофейныя зерна, въ чему храбрый юнакъ оказался ршительно неспособнымъ и неподготовленнымъ; ворчунъ-старикъ выходилъ изъ себя и ругался какъ капризный ребенокъ, поминутно выбгая на крылечко, гд услся громоздкій и неуклюжій слуга его, и я все время боялся, чтобы своими озлобленными тычками онъ не спихнулъ его съ лстницы. Но терпливый юнакъ только краснлъ и пыхтлъ, не возражая ни слова своему сердитому патрону и не двигаясь ни однимъ мускуломъ.

Насилу мы съ женою ублажили расходившагося старичка, увривъ его, что въ такой жаръ намъ не до кофею, и что мы съ гораздо большимъ удовольствіемъ напьемся лимонаду, которымъ онъ насъ обильно угощалъ. Впрочемъ самъ отецъ Христофоръ, какъ онъ объявилъ намъ, «испосникъ», не пьетъ ракіи, не стъ ни мяса, ни яицъ, ни молока, а только хлбъ, фасоль и другую овощъ.

Байрактаръ потомъ разсказывалъ намъ дорогою, что отецъ Христофоръ считается большимъ подвижникомъ, ведетъ строгую жизнь и очень уважается всми; онъ уже сильно старъ, и если умретъ, владыка не будетъ знать, кого послать въ Горній. Черногорцы не охотники до иноческой жизни, а въ такой пустын, какъ Горній, даже рдкій монахъ согласится жить. Оригинальные черногорскіе нравы, очевидно, безъ труда совмщаютъ благочестивую жизнь и монашескіе подвиги съ бранчливостью и раздражительностью, доходящею до кулачной расправы съ своею меньшею братьею. На высказанное мною удивленіе по этому поводу и байрактаръ, и молодой черногорецъ, горой стали за Христофора и весьма разсудительно увряли меня, что всякій старый человкъ обязанъ учить и наказывать молодого человка, отданнаго ему для наставленія и послушничества, а ужъ тмъ паче монахъ такой благочестивой жизни, какъ отецъ Христофоръ.

Мы искренно поблагодарили его за гостепріимство и любезность, и когда я вручилъ ему на прощанье золотой двадцатифранковикъ на его обитель, обрадованный старикъ чуть не расцловалъ моихъ рукъ. Должно быть, не часто балуютъ его своимъ посщеніемъ иноземные путешественники, и не много перепадаетъ изъ скудныхъ кармановъ черногорца на его бдный монастыремъ.

* * *