Славянская спарта

Когда же онъ услыхалъ и знаетъ насъ, вотъ наши сабли при поясѣ, вотъ наши ружья въ рукахъ, мы исправны и готовы съ веселыми сердцами ударить на турокъ»!

Черногорское войско храбро бросилось къ границамъ Албаніи и прошло огнемъ и мечемъ до самаго Скадра-града на Боянѣ-рѣкѣ.

«Не сказалъ бы ты, милый братъ, что идутъ съ турками биться, но на пированіе пить холодное вино и пѣть веселыя пѣсни»! — прибавляетъ народная былина.

Къ великому сожалѣнію, Прутскій походъ Петра Великаго окончился обиднымъ для насъ миромъ, и покинутая Россіею Черногорія, въ пользу которой ничего не было оговорено въ мирномъ договорѣ, осталась одна съ своею ничтожною горстью храбрецовъ глазъ-на-глазъ съ турецкими полчищами.

Турки были увѣрены, что теперь раздавятъ ее навсегда.

И вотъ въ эту-то минуту смертельной опасности для нея разразился геройскій бой на Царевомъ-Лазѣ, и ободрившіеся орлы Черной-Горы опять свободно вздохнули… 15.000 турецкихъ тѣлъ остались среди камней горнаго прохода, черезъ который мы теперь проѣзжаемъ.

Черезъ два года, впрочемъ, 120-тысячное войско султана, подъ начальствомъ знаменитаго визиря Душманъ-паши Чуприловича, все-таки вторглось въ Черногорію и разорило ее изъ края въ край, уничтоживъ церкви и монастыри, въ томъ числѣ и цетинскій. Самъ владыка едва уцѣлѣлъ отъ гибели; кто не могъ держать оружія, дѣти, старики, бѣжали въ Поморье, гдѣ вѣроломные венеціанцы выдавали ихъ головою туркамъ. Тогда Даніилъ бросился въ Россію, къ новому союзнику своему. Петръ снабдилъ его деньгами (15.000 р.), книгами, церковною утварью, прислалъ награды храбрецамъ, обѣщалъ высылать ежегодную денежную помощь, и съ этого-то времени и начинается постоянная связь черногорцевъ съ Россіей. Русскіе червонцы дали возможность этой* бѣдной странѣ обзавестись хотя самыми необходимыми боевыми припасами для непрекращавшейся борьбы съ Турціею, порохомъ, свинцомъ, ружьями, и съ ихъ помощью отстаивать свою независимость. Послѣдующіе владыки, по примѣру Даніила, не разъ лично ѣздили въ родную имъ Россію, черпая въ ней и нравственную и матеріальную помощь; ѣздилъ ко двору Елизаветы Петровны владыка Савва, преемникъ Даніила, тоже вернувшійся съ деньгами и съ похвальною грамотою геройской храбрости «единовѣрныхъ и единокровныхъ братьевъ славянъ»; ѣздилъ потомъ три раза владыка Василій, даже умершій въ Россіи, при которомъ 15 черногорскихъ юношей были привезены въ Петербургъ и опредѣлены въ шляхетный военный корпусъ. Книги, церковные сосуды и облаченья щедро высылались тогда изъ Россіи въ разоренные церкви и монастыри, которые съ этою помощью понемногу возстановлялись и отстраивались владыками. Нравственная связь черногорцевъ съ Россіею черезъ всѣ эти сношенія мало-по-малу такъ усилилась, а вѣра черногорцевъ въ русскаго царя, какъ естественнаго покровителя и защитника Черногоріи, стала такою всеобщей, что во всѣхъ церквахъ Черногоріи имя русскаго царя поминалось при богослуженіи въ теченіе почти полутора столѣтія, пока французоманія перваго свѣтскаго князя Черногоріи, Даніила, современника императора Николая Павловича, подпавшаго подъ вліяніе западныхъ державъ, не превратила этого трогательнаго народнаго обычая черногорцевъ.

Несмотря на разныя неправды и ошибки нашей дипломатіи, много разъ покидавшей безъ помощи нашу всегда вѣрную геройскую союзницу, подчасъ оскорблявшей ее недовѣріемъ и несправедливыми обвиненіями, — народъ черногорскій ни разу не усомнился въ Россіи и продолжалъ вѣрить въ непоколебимую правду и любовь къ Черногоріи русскихъ царей, приписывая всѣ случавшіяся обиды и ошибки недобросовѣстности царскихъ слугъ.

Когда одинъ изъ нашихъ путешественниковъ спросилъ перваго попавшагося мальчишку въ черногорской деревнѣ, слышалъ ли онъ что-нибудь о русскихъ и русскомъ царѣ, то ребенокъ отвѣчалъ ему: «Руси су братя наша, а царъ руски е велики пріятео (пріятель) нашега господара и безъ нега (него) нашъ господаръ ништа не ради (ничего не дѣлаетъ)». Почти тѣми же словами выражали мнѣ десятки разъ простые черногорцы, рыбаки, хозяева кофеенъ, войники, — свой взглядъ на русскій народъ и русскаго царя.

Взглядъ этотъ выразился и во множествѣ старыхъ и новыхъ пѣсенъ черногорцевъ, извѣстныхъ каждому здѣшнему пастуху, который такимъ образомъ съ дѣтства пріучается представлять себѣ русскаго царя, какъ естественнаго защитника и друга Черногоріи; «онъ брачу црногорце люби, као свое русе на Русіи» (онъ также любитъ братьевъ черногорцевъ, какъ своихъ русскихъ въ Россіи), поется въ одной изъ такихъ пѣсенъ. Россію черногорецъ представляетъ себѣ какъ величайшую и сильнѣйшую страну, съ которой не подъ силу сладить цѣлому міру, которая захватываетъ собою полъ-свѣта.

«Полгода солнце свѣтитъ русской землѣ, а полгода ужъ остальному свѣту», поетъ другая черногорская пѣсня.

Еще одна пѣсня ихъ такъ выражается о русскомъ царѣ:

Не было бы креста трехперстнаго,
Еслибъ не было великаго орла,
Великаго царя россійскаго.