Славянская спарта

За табльдотомъ гостинницы мы опять встрѣтились съ французскимъ посланникомъ Депрё и его женою; они уѣзжали изъ Цетинья въ одно время съ нами и взяли съ насъ слово, что, будучи въ Рагузѣ по пути въ Боснію, мы заѣдемъ къ нимъ пообѣдать въ ихъ загородную виллу, такъ какъ пароходъ изъ Рагузы въ Метковичъ отходитъ только утромъ, и вечеръ у насъ будетъ свободенъ. Тутъ же обѣдалъ и пріятель ихъ Пиге, воспитатель княжича Миркб, какой-то ксендзъ-энтомологъ и два туриста-англичанина, изъ которыхъ одинъ пошелъ пѣшкомъ въ Никшичъ, чтобы оттуда пройти черезъ Герцеговину и Боснію въ Рагузу.

Чемоданы наши были готовы, лошади тоже; добрѣйшіе наши земляки, г.г. Аргиропуло, Вурцель и нѣкоторые изъ черногорскихъ знакомцевъ нашихъ собрались проводить насъ, и мы, сердечно простившись съ ними, отъ души поблагодаривъ ихъ за радушное гостепріимство на чужбинѣ, сейчасъ же послѣ обѣда отправились въ путь.

XV Возвращеніе на родину

Было три часа дня, и жара стояла еще большая; дорога была знакомая и уже не интересовала насъ такъ сильно, какъ въ первый проѣздъ. При спускѣ отъ Буковицы къ Нѣгушамъ, Бохо показалъ намъ вправо отъ дороги горы родного ему племена цекличей, откуда онъ переселился въ Каттаро. Молодыхъ лѣсовъ бука и граба по окрестнымъ горамъ видно было теперь довольно много. Въ Крстацѣ у знакомой кафаны мы нагнали Депре, которые выѣхали изъ Цетинья нѣсколько раньше насъ. Они ѣхали съ камердинеромъ, горничной, кавасомъ, съ цѣлою коляскою сундуковъ позади нихъ. Хотя французскій посланникъ считается живущимъ при дворѣ князя, но Депре, какъ и другимъ иностраннымъ дипломатамъ, разрѣшено, въ виду отсутствія въ Цетиньѣ подходящихъ условій жизни, жить въ Рагузѣ, пріѣзжая въ Цетинье одинъ разъ въ мѣсяцъ. Въ Рагузѣ Депре нанимаетъ прекрасную дачу въ Пелыпи, на берегу моря, среди роскошнаго сада пальмъ и магнолій.

Отъ Крстаца мы спустились къ Каттаро всего въ полтора часа. Мы катились внизъ въ этой удалой безостановочной скачкѣ, словно въ лихо пущенныхъ салазкахъ съ англійской горки, съ головокружительною быстротою крутясь съ одной петли дороги на другую, проносясь надъ ничѣмъ не огороженными обрывами охватывающей насъ кругомъ пропасти въ нѣсколько сотъ саженъ глубины. У самаго спокойнаго нервами человѣка невольно замираетъ сердце, когда не особенно хорошо выѣзженныя лошади несутся стремглавъ съ длинною и тяжелою коляскою, прямо, кажется, въ зіяющую у ногъ бездну, и вдругъ уже надъ послѣднимъ закрайкомъ ея круто поворачиваютъ на всемъ бѣгу въ слѣдующее колѣно дороги, которая неожиданно переламывается здѣсь подъ острымъ угломъ. Будь на дворѣ немного темнѣе, будь лошади не такъ поворотливы и кучеръ менѣе опытный, и вы бы черезъ полъ-секунды загремѣли внизъ съ коляской и лошадьми. Эти ежеминутные переломы дороги, рѣзкіе какъ зигзаги молніи, разлинеиваютъ будто царапинами циркуля всю открывающуюся нашимъ глазамъ широкую грудь горы, съ которой мы слетаемъ внизъ, — и не хочется вѣрить, чтобы мы должны были пронестись съ своею коляскою черезъ всѣ эти безчисленныя ступени гигантской дьявольской лѣстницы своего рода. Гора, да и другія крѣпостцы, увѣнчивающія собою вершины горъ вдоль австрійской границы, кажутся намъ отсюда на днѣ пропасти, и всѣ хорошенькіе заливчики, мыски и островки живописной Боки Которской, а за ними безбрежная гладь Адріатическаго моря вырисовываются теперь намъ какъ на прелестной акварельной картинѣ… Озеро-заливъ гладко какъ зеркало, и на этомъ голубомъ зеркалѣ десятки плывущихъ по немъ лодокъ кажутся усѣявшими его мухами; пароходъ, на всѣхъ парахъ бѣгущій среди нихъ, бороздя это прозрачное, гибкое стекло, кажется проворнымъ паукомъ, пустившимся за ними въ охоту…

Нашъ Божо, очевидно, угостившій себя и въ Цетиньѣ, и въ Крстацѣ, легкомысленный, веселый, безпечный, съ безцеремонностью итальянскаго ладзароне, разулся до боса и въ одной рубашкѣ, безъ шапки, спасаясь этимъ отъ солнечнаго жара, къ приливѣ радостныхъ чувствъ отъ возвращенія домой, отъ хорошаго заработка, а можетъ быть и отъ созерцанія родныхъ горъ, все время разливается въ разудалыхъ пѣсняхъ, которыя, вѣроятно, кажутся ему очень мелодическими, но которыя дѣйствуютъ на мое ухо какъ скрипъ немазанной арбы. Одъ отчаянно машетъ кнутомъ, подгоняя безъ того во всю прыть несущихся лошадей, весело перекликается со всякимъ проѣзжимъ кучеромъ, возчикомъ, прохожимъ, зная здѣсь всякаго по имени, подробно объясняя намъ, безъ всякихъ вопросовъ нашихъ, кто, куда, откуда и за чѣмъ ѣдетъ и идетъ намъ на встрѣчу, останавливаясь у каждаго кабачка, чтобы опрокинуть мимоходомъ маленькій стаканчикъ ракіи и поболтать съ хозяиномъ. Даже завидя гдѣ-нибудь глубоко внизу, на одной изъ параллельныхъ петель дороги, экипажъ или повозку съ товарами, онъ не преминетъ перекликнуться и послать привѣтственный сигналъ за цѣлую версту знакомому земляку. Эти частыя петли дороги Божо весьма образно называетъ по здѣшнему «серпентинами», т.-е. «змѣиными кольцами», въ переводѣ на русскій.