Славянские хроники

Особенно ярко проявилась тенденциозность «Хроники» в изображении блестящих результатов наступления немецких светских и духовных феодалов на славян.

Воодушевление, с которым Гельмольд рассказывает о деятельности миссионеров среди язычников-славян, создает впечатление, словно проповедь их имела большой успех, и славяне массами обращались в христианство, а страна их покрылась церквами и монастырями (см., например, I, 83).

Победоносные походы немецких феодалов и их политика в отношении славян, если судить по «Хронике», привели к полному исчезновению, истреблению последних. Вагры сначала «постепенно убывали» (I, 83), а в 1159 г. герцог саксонский в наказание за то, что они нарушили его приказ не нападать на Данию, приговорил их к изгнанию (I, 86 и 87). Их земля опустела, «славяне частью перебиты, частью изгнаны, а сюда пришли... народы сильные и бесчисленные и получили славянские земли» (I, 88). Та же участь постигла и бодричей. После разгрома восстания 1164 г. они бегут в землю поморян, «не имея смелости где-нибудь остановиться из страха перед герцогом» (II, 4), - «вся земля бодричей и соседние области... были целиком обращены в пустыню. И если еще оставались какие-нибудь последние обломки от народа славянского, то... они вынуждены были толпами уходить к поморянам или в Данию» (II, 5).

Изображая события в таком свете, особенно рисуя последствия агрессии немецких феодалов против славян-язычников и успехи насаждения у них христианства, Гельмольд был искренен. Несмотря на разницу в социальном положении между ним и его покровителями, он принадлежал к их лагерю. Немец и христианин, как и они, воспитанный с детства в пренебрежении к славянам, в презрении к язычникам-варварам, он их глазами смотрел на коренное население захваченных немецкими феодалами земель.

Поэтому искренним и подлинным ликованием звучит последняя глава «Хроники», подводящая итоги многолетней борьбы немецких феодалов со славянами.

Однако было бы несправедливым обвинять Гельмольда в полном отсутствии объективности. Не только одни достоинства видит он у героев своего повествования - светских феодалов и отцов церкви, - но отмечает их недостатки и неудачи. Когда, вслед за Адамом Бременским, он упрекает герцогов саксонских в том, что они мучили свой народ грабежами (I, 13) или тяжко угнетали славянский народ (I, 16, 18, 21, 25), или не скрывает, что герцог Ордульф во все время своего правления никогда не мог одержать над славянами победы (I, 24), то это еще не так показательно, - все это для Гельмольда дела давно минувших дней. Гораздо больше говорят о его объективности те страницы «Хроники», где он решается писать правду о своем современнике, герцоге Генрихе Льве, подчеркивает его жадность, стяжательство (I, 68, 73), честолюбие (I, 69, 70), рисует ненависть и зависть, разделяющие герцога и хитрого, чванного архиепископа Гартвига: «Оба спорили о том, кому принадлежит страна, кому - право ставить епископов, и оба неусыпно следили за тем, чтобы ни один из них не уступал ни в чем другому» (I, 75).

Вместе с тем Гельмольд не умалчивает о сопротивлении, которое оказывали славяне своим угнетателям, об их мужестве и отваге, описывает их упорную борьбу за независимость, поражения, которые они наносили своим врагам. Выступления славян против немцев-агрессоров описываются едва ли не с большей подробностью, чем походы последних против славян (ср., например, I, 63, 64, 87 и I, 68, 88).

Гельмольд не скрывает, что зачастую славяне оказывались очень серьезным и опасным противником, с которым трудно было совладать даже такому прославленному военачальнику, как Генрих Лев, а сподвижники его просто становились в тупик (I, 92; II, 4). В подлинном свете, без всяких прикрас описал Гельмольд крестовый поход против славян в 1147 г. (I, 65), принесший лишь «умеренный успех» крестоносному войску.

Стремление угодить своим светским и духовным начальникам, с одной стороны, и невозможность (или нежелание) скрывать истинное положение дел, с другой стороны, часто приводят Гельмольда к противоречию. Так, например, граф Адольф рисуется им как человек, относящийся всегда благосклонно к духовенству, не допускающий, чтобы его кто-нибудь обидел (I, 62). А дальше рассказывается, как этот же граф, обидевшись на Вицелина за то, что тот принял назначение в епископы от архиепископа гамбургского Гартвига, не попросив на то согласия его и герцога, отнимает у него все десятины (I, 69).