– Не покатались, а полетали, – Петрович назидательно вскинул указательный палец.
– Я пока с вашим вторым пилотом поговорил. Толковый. Общие знакомые у нас отыскались. Самолетом завтра займемся, я уже буксировщик по рации вызвал. Подрегулируем, заменим, подкрасим. Будет не хуже нового.
Калинин смотрел на капитана, веселого, безмятежного, и не мог понять – знает ли тот о сути того, что происходит.
– У нас гостиница при заводе, банька. Устроитесь, отдохнете и через пару дней – снова в небо.
Петрович склонил голову, прошептал Калинину на самое ухо:
– За приятелем своим присматривай. Не нравится мне его вид. В гроб краше кладут.
– Все в порядке. Выпьем водки, его и отпустит. Он мужик крепкий.
– Помни, ты за него поручился. Сболтнете – ты или он, обоим не жить. Болото большое. А теперь отдыхайте, держи деньги.
Петрович сунул в ладонь Калинину два конверта, внутри которых хрустнули купюры.
– Я честно играю, ничего не прячу, чтобы и от меня тайн не было. Понял, что вы перевозили?
– Соду.
Петрович хлопнул Калинина по спине:
– Вот так-то лучше, – с чемоданчиком в руке он забрался в джип.
Капитан гостеприимно распахнул дверцу видавшего виды «УАЗа»:
– Садитесь. Поедем в гостиницу.
– По дороге бы в магазин заскочить.
Капитан, выворачивая руль, засмеялся:
– В номере полный холодильник. И водка, и закуска. Только девочек вам на полки не положил. Но если хотите, сами придут…
– Нет уж, надо выбирать: или пьянка, или разврат, – усмехнулся Калинин, – я выбираю пьянку.
– Правильное решение.
Через полчаса Жуков с Калининым сидели в двухкомнатном номере с видом на летное поле. Между ними стоял низкий журнальный столик. В одноразовых тарелках лежало столько снеди, что хватило бы и на четырех едоков, но к еде летчики не притрагивались. Из больших стаканов, позаимствованных в ванной комнате, они пили водку. Одна пустая бутылка уже лежала под столом, вторая подходила к концу, а хмель все никак не хотел брать мужчин. Бубнил телевизор. Свет не зажигали, хватало отблесков экрана да прожекторов за окном.
– Теперь и чокнуться можно, уже пятую порцию пьем, – Калинин приподнял стакан.
– Ты скажешь?
– Чего уж тут придумывать, – наморщил лоб Калинин, – за нас выпьем, за то, что долетели и живы остались, за то, что сидим вместе.
– Правильно. За будущее пить нельзя, чтобы не сглазить.
Никому из двоих не хотелось первому начинать разговор о том, что сегодня произошло на аэродроме. Выпили. Калинин повертел в пальцах пустой стакан.
– Кажется мне, что до завтрашнего утра еще кто-то не доживет.
– Ты о нас?
– Нет. Насчет себя и тебя я спокоен на ближайшее время. Петрович посредников выбить решил.
Жуков молчал, смотрел на залитое светом прожекторов поле, на ряд самолетов, растянувшийся вдоль полосы. У крайнего топтался часовой с автоматом за спиной. Силуэты машин на фоне неба казались вырезанными из черного картона. Пейзаж был привычным и спокойным, сотни раз виденным. Даже закрыв глаза, бывший военный летчик мог бы перечислить марки самолетов, стоявших на поле.
– Как ее звали? – произнес Жуков.
– Света, – нехотя ответил Калинин, – когда не знаешь имени покойного, он чужой тебе человек, а имя узнал и…
– Не надо.
Летчики замолчали, вновь наступившую тишину раздробил резко включенный в соседнем номере магнитофон. Разухабистая песня заставила Жукова поморщиться. Ему хотелось тишины и пьяного покоя.
– Еще раз полетим?
– Куда же мы денемся?
– Это точно. Как в армии, подписал контракт – и на двадцать лет знаешь свое будущее.
– Насчет будущего я не уверен. Найдется кто-нибудь и покруче Петровича. Как он говорил: «Болото большое». В болоте со временем и для него место отыщется.
– Петрович тоже сошка, хоть и строит из себя главного. Ты же видел, сколько в тех ящиках дури. Такими деньгами могут только на самом верху ворочать.
– Вот и не будем дергаться – искать приключений на свою задницу. Думаешь, в Африке лучше? Там тебя черномазые партизаны нашей же, российской, ракетой, которую ты сам туда и доставил, собьют. С авиацией повсюду сейчас дерьмо. Единственное, что утешает, теперь деньги и получить можно, и купить за них что-то.
– Это ты точно сказал – дерьмо, и мы с тобой в нем по самые уши сидим. Только пузыри пускаем. Не знаю даже, как в глаза парню из сельхозавиации посмотрю, когда он про Светку свою спросит.
– Может, и не спросит вовсе. Да и знаешь ты прекрасно, как ему в глаза смотреть станешь – честно и открыто. Пожмешь плечами. Скажешь, что доставил ее без приключений, а куда она дальше подалась, понятия не имеешь.
– Самое гнусное, что ты прав. Совру и глазом не моргну.
Калинин откинулся на спинку мягкого дивана, задрал голову.
– Завтра в баньку сходим. Грязь, пот и сомнения смоем. Все образуется. Ты Петровича вспомни, двух таджиков за пару секунд уложил. Я бы мужика, наверное, тоже смог бы убить, особенно нерусского. Но девушку? Не знаю… А Петрович даже сомневаться не стал, выстрелил, лишь только она завизжала. Он сильный, любого под себя подомнет.
Жуков смотрел на приятеля и не узнавал его. Калинин чуть ли не восхищался тем, что Петрович хладнокровно убил безвинную девушку.