Славянский котел

Драгана стала расплачиваться с буфетчиком и тут услышала крик Вульфа:

— Мой нос! Они разбили мне нос!..

Драгана взяла за руку девочку и вышла с ней на улицу. Здесь увидела, как охранники Костенецкого вели его к машине. Лицо его окровавлено, он стонал. Ёван Дундич и все его ребята стояли возле своих машин и равнодушно наблюдали за всем, что происходит возле чайханы, и за отъезжающими машинами Костенецкого. Дундич сказал:

— Албанцы выбили ему зубы и свернули набок нос.

Три машины на большой скорости увозили Вульфа в сторону Белграда, а возле чайханы большая группа албанцев, — всего их было человек тридцать, — сидела по–арабски на земле и с любопытством наблюдала за Драганой и её дружиной. Возле каждого лежал автомат Калашникова, и это смутило Драгану.

— Они же могут открыть пальбу, — сказала Дундичу, на что тот спокойно ответил:

— Нет, не могут. Я угостил их двойной дозой, взял пять автоматов, и они спокойно с ними расстались.

И заключил:

— Думаю, они теперь ни в кого стрелять не будут. Я сейчас попробую забрать у них и всё оружие.

Дундич посадил Драгану и девочку в машину и приказал Стефану выехать за крайние дома деревни. Сам же с двумя бойцами подошёл к албанцам и сказал:

— Ребята! Вы сейчас отдайте нам автоматы и свои кривые ножи. Теперь они вам не понадобятся.

Албанцы сидели смирно и смотрели на Дундича с покорностью провинившихся детей. Старший из них посмотрел на автомат и вынул из–за пояса кривой нож. Дундич стал собирать ножи и автоматы. Приказал бойцам отнести оружие к машинам, но два албанца, сидевшие на отшибе, взялись за оружие и замотали головой:

— Не отдадим!..

Дундич одну руку держал в кармане куртки и оттуда выпустил на этих двух албанцев двойную дозу лучей; они вздрогнули, ошалело выпучили глаза и выронили оружие. Сербы взяли и их автоматы, понесли к машинам.

Это был первый случай, когда партизаны разоружили большой отряд албанских бандитов. Ёван постоял с минуту над теми, кто получил двойную дозу, — они даже не смотрели на него и не проявляли малейших признаков беспокойства. Казалось, они вот–вот смежат очи и забудутся глубоким сном.

Драгана подозвала к своей машине Дундича, стояла у раскрытой дверцы и так, чтобы не слышала сидевшая в машине девочка, сказала:

— Мне бы хотелось поехать на ту сторону деревни и зайти в дом к Вукице.

— Вукица?

— Вукица. Так зовут мою девочку.

— Да, конечно. Но только надо подождать, когда вернутся мои ребята с операции. Я послал их по домам и попросил выяснить, сколько здесь осталось сербов, а всех албанцев «успокоить». Они вернутся с минуты на минуту.

Прошло десять–пятнадцать минут, и на том конце деревни показалась группа партизан. Они возвращались с операции. Доложили, что в двенадцати из двадцати домов тут живут албанцы. У них много детей, они злобны и агрессивны. Разграбили сербский храм и подожгли его; бегают по деревне с палками и бьют сербских детей. Такая у них команда от местного муллы.

— Мы хотели угостить его двойной дозой, да пощадили, сказал старший партизан. — Вон он идёт — вы сами решите, что с ним делать.

Подошёл служитель культа в длинном халате. Воздел к небу руки и стал причитать свои заклинания. Потом с кулаками подступился к Дундичу, заговорил с ним по–сербски:

— Кто вы такие? Кто разрешил вам у нас хозяйничать?

— Мы американцы, — спокойно представился Дундич, — но я немного говорю по–сербски, а вы, как я понимаю, албанец и ваша страна вон там, в горах.

Пастырь вплотную приблизился к Дундичу и молча уставился на него. Глаза его сверкали огнём ненависти, он тяжело дышал. Заговорил глухо, с шипящим присвистом:

— Американцы — хорошие парни, они дают нам здесь дома и землю, а вы убирайтесь отсюда, пока целы. Я сейчас скажу ребятам, и они покажут вам наш характер. И тогда вы надолго запомните, кто тут хозяин: албанцы или сербы.

Он стал кричать албанцам, сидевшим возле чайханы и только что успокоенным лучами Простакова. Они долго не реагировали на зов пастыря, но потом нехотя, лениво стали подниматься и точно старики потянулись к нему. Драгана шепнула Дундичу: «Мы сейчас посмотрим, как повлияли на них лучики Простакова». А Дундич дал знак своим бойцам приготовиться к действиям на случай, если албанцы полезут в драку.

Албанцы молча и покорно подходили к пастырю, становились поодаль, прятались друг за друга. Пастырь заорал:

— Вы что?.. Объелись белены, наглотались сонной травы, нанюхались гашиша! Да?..

Схватил за воротник куртки здоровенного мужика:

— Ахмет! Что случилось? Чего вы нажрались?.. Кто подсыпал вам в пиво зелья?.. Говори же, негодный!..

Замахал руками в сторону чайханы:

— Эй, Берид–оглы!.. Иди сюда.

Так же нехотя и лениво шёл к нему чайханщик Берид–оглы. И так же поодаль остановился. И не смотрел на пастыря, не проявлял к нему никакого интереса.

— Эй, ребята! — оглядел албанцев пастырь. — Вас точно подменили. Вы съехали с копыт. Я вижу дурной сон и должен сейчас же проснуться.

И к чайханщику:

— Я дал тебе лучший дом в деревне, у самой дороги, ссудил деньги на чайхану. Говори, глупая твоя башка: чем ты их опоил и какой чертовщины нажрался сам?