В это время также в уже уходящем прошлом осталась чрезвычайно полезная в свое время, но уже малопродуктивная в середине XIX века полемика с «большим нарративом» русской истории со стороны т. н. «скептической школы». Прежде всего, конечно, в лице ее основателя Михаила Трофимовича Каченовского (1775–1842)[274]. «Профессора большого нарратива» и «скептики-полемисты» вели своего рода спор об универсалиях отечественной истории, который сводился к общим вопросам: «Был ли Нестор?», «Можно ли ему верить?» и др. Это была борьба общих идей, а не дискуссия с аргументами и контраргументами. Во второй половине XIX века вопросы об истории текстов и стоящих за ними исторической реальности ставились историками и филологами уже конкретно. Положительную роль здесь сыграла дискуссия по «варяжскому вопросу» о происхождении руси и варягов. С одной стороны, выступали в основном Степан Александрович Гедеонов (1816–1878) и Дмитрий Иванович Иловайский (1832–1920). С другой – Арист Аристович Куник (1814–1899), Михаил Петрович Погодин, Василий Григорьевич Васильевский (1838–1899). Итог полемики пытался подвести примерно в 1876 году В. О. Ключевский[275]. Самым ценным моментом этого спора был вынужденный переход от общих идей и собственных представлений (не важно, научных или общественно-политических) к конкретным аргументам, конкретным фактам истории и лингвистики, без которых уяснить вопрос о происхождении руси, исходя из общих соображения, было невозможно. Эти две ключевые дискуссии XIX века по истории ранней Руси – «обороняющих русскую летопись» и скептиков и «норманистов» и «антинорманистов» – стали подлинными внутренними «цеховыми» двигателями исторической мысли и филологического мастерства в России[276].
Как бы там ни было, во второй половине XIX в. наступил новый этап критического изучения источников и научной реконструкции истории на базе данных, полученных путем критического анализа. Здесь свою роль должно было сыграть и сыграло историко-филологическое и текстологическое исследование древнерусских летописей. В 1846 году был издан первый том Полного собрания русских летописей, который можно с полным правом назвать аналогом ветви Scriptores великой немецкой серии Monumenta Germaniae Historica[277]. Прежде всего основного источника по домонгольской истории Руси – Повести временных лет, или Начальной летописи[278]. Второй запуск серии ПСРЛ уже на новых принципах произошел в 1869 году, именно с этой даты можно вести отсчет современного этапа историко-филологической науки в России.
Крайне важно и показательно, что с обзора достижений современной ему текстологии Н. П. Барсов начинает свой труд, написанный 1873 году. На кого мог опереться исследователь географии Начальной летописи (resp. Повести временных лет) в это время? Прежде всего на труд «великого», по выражению Алексея Александровича Шахматова (1864–1829), Августа Людвига Шлецера (August Ludwig von Schlözer, 1735–1809) «Нестор»[279]. На работу Измаила Ивановича Срезневского (1812–1880) «Чтения о древних русских летописях»[280]. На открытие Павла Михайловича Строева, который определил в Повести временных лет цитаты из византийской хроники Георгия Амартола и нашел собственно славянский перевод хроники[281].
Главным трудом по истории летописания на тот момент было исследование Константина Николаевича Бестужева-Рюмина (1829–1897) «О составе русских летописей до конца XIV века»[282]. Это была ключевая работа по истории летописания периода, который видный текстолог Яков Соломонович Лурье (1921–1996) называл «дошахматовским». До выхода в свет исследований А. А. Шахматова, посвященных истории русского летописания[283], это было последнее слово в текстологическом изучении летописей. В этом же ключе нового критического историко-филологического подхода к известиям начального летописания была выполнена работа Николая Петровича Ламбина (1812–1882) «Опыт восстановления и объяснения Несторовой летописи», которая в 1872 году получила Уваровскую премию, но не была напечатана[284], поэтому осталась неизвестна Н. П. Барсову. Во втором издании, 1875 года, у Н. П. Барсова прибавляется ссылка на другую, по-своему этапную, работу Михаила Ивановича Сухомлинова (1828–1901) «О древней русской летописи как памятнике литературном»[285], на эту работу Н. П. Барсову указал его рецензент Л. Н. Майков. Таким образом, Н. П. Барсов использовал все новейшие разработки, связанные с критикой текста летописи, сделанные в его время. Как видим, Н. П. Барсову было совершенно чуждо «потребительское отношение» к письменному источнику[286], столь распространенное у историков и географов вплоть до настоящего времени. Ему было важно, как создавался текст, из которого он черпает нужные ему сведения.