Славянский оберег. Семантика и структура.

Идентичность прагматических ролей заговорного зачина и невербальной части вербального ритуала заставляет предположить и аналогию их ритуальных функции. Так же, как и в заговоре, в вербальном ритуале существует механизм «перевода» реального, обыденного действия, предмета, ситуации или высказывания в ранг сакральных, наделенных надлежащей силой и способностью влиять на окружающую действительность. В заговоре этот перевод осуществляется созданием с помощью {262} зачина сакрального ряда, отражающего некую «вечную» ситуацию, и приравниванием к ней конкретного случая. В вербальном ритуале такой сакральный ряд создается не словесно, а с помощью действий и предметов, и «приравнивание» к нему конкретного случая осуществляется вербальным высказыванием. Иными словами, чтобы уберечь конкретный охраняемый объект от опасности, необходимо включить его в ряд других, сакральных объектов, не подверженных опасности благодаря их апотропеическим свойствам. Сделать это можно только одним путем — сравнив его с сакральными предметами и ситуациями. Сама сакральная ситуация может моделироваться чисто вербальными средствами, как в заговоре, а может — акциональными, как в вербальном ритуале. Также и сравнение (= приравнивание) конкретного апотропеического случая (коровы, предохраняемой от волка, зерна, охраняемого от мышей, и пр.) с сакральным рядом может осуществляться как словесно, так и акционально. Сравнение может быть и отрицательным, своего рода антисравнением, когда необходимо предотвратить какое-либо событие. В этом случае это событие предотвращают тем, что «помещают» его в ряд неких невозможных ситуаций, «антисобытий». При этом в пресуппозиции это антисобытие «демонстрируется». На вербальном уровне ему соответствуют различные формы запрета. Например, чтобы воробьи не клевали зерна, необходимо ночью голому обойти поле со словами: «Як не може по свету голе ходити, щоб так не могли горобци соняшников піити!» (укр. [Ефименко 1874, с. 44]).

Выявленные аналогии в построении одного из видов заговора и вербального ритуала позволяют предположить, что вербальный ритуал — это своеобразный заговор, но «произнесенный» одновременно на разных «языках». Вербальный ритуал не всегда существует в своем полном виде (невербальная пресуппозиция + вербальное высказывание), во многих случаях он предстает в усеченной форме. Редукции чаще всего подвергается вербальная часть, сохраняется только ритуальное действие. В этом случае высказывание продолжает существовать в традиции латентно — оно превращается в мотивировку. Поэтому абсолютно прав был П.Г. Богатырев, подметивший идентичность вербальной формулы и мотивировки, — последняя есть не что иное, как вербальная формула в начавшем разрушаться вербальном ритуале. Гораздо реже встречаются случаи, когда имплицируется невербальный уровень и сохраняется одно высказывание, тогда вербальный ритуал переходит в разряд заговоров с отсутствующим зачином.

Соотношение вербального и невербального уровней имеет два основных варианта. В первом случае вербальная и невербальная части высказывания имеют одну пропозицию (или суждение, по терминологии Дж. Серля). Словесное высказывание строится с учетом производящихся ритуальных действий. Например, болгары, чтобы предотвратить {263} возвращение покойника с «того света», забивали гвоздь в пол после похорон, говоря: «Когда оживет железо, тогда мертвый встанет». Такой вариант соотношения двух уровней дает в славянских культурах наибольшее количество частных вариаций.

Гораздо реже встречается более сложный тип вербальных ритуалов, где каждый уровень имеет собственную пропозицию и весь ритуал в целом составляет два параллельных высказывания, тематически не связанных между собой. Например, в Юрьев день трижды обходили загон для скота с весами и замком, запирая при этом замок и говоря трижды: «Чињарици говно у ведрицу, а мени сир и кајмак» [Ведьме г… в подойник, а мне сыр и каймак] (серб. [Мијатовић 1909, с. 433-434]).

Способы логического соотношения вербального и невербального уровней в ритуале с общей пропозицией.