Славянский правитель Само и его «держава» (623-658)

Публий Корнелий Тацит (сер. 50-х — ок. 120 г.) сообщает о том, что германцы конца I — начала II в. избирали своих королей и военных предводителей: «Царей (reges) они выбирают из наиболее знатных (ex nobilitate), вождей (duces) — из наиболее доблестных (ex virtute sumunt). Но и цари не обладают у них безграничным и безраздельным могуществом, и вожди начальствуют над ними, скорее увлекая примером и вызывая их восхищение, если они решительны, если выдаются достоинствами, если сражаются всегда впереди, чем наделенные подлинной властью»[163].

Очевидно, подобные процедуры выбора на народном собрании (вече — *větje) князей и/или военных вождей из числа наиболее знатных и/или доблестных и одарённых талантами людей существовали и у славян[164].

Обратим внимание на явный параллелизм известия Тацита о вождях германцев, которые должны «увлекать примером и вызывать восхищение» и рассказа Фредегара о Само, который «проявил столь большую доблесть», что «узнав доблесть Само, виниды избрали его над собой королём». Славянское общество при этом выглядит более демократичным[165], чем германское: на основе доблести у славян можно было стать не только военным вождём (*vojvoda), но и князем (*kъnedzь)[166], в то время как у германцев последнее было прерогативой выходцев из определённого круга знатных семей.

Характерен в этом отношении приводимый Фредегаром эпизод: когда Само отказался принять франкского посла Сихария, тот, видимо для того, чтобы обмануть стражу, переоделся в славянскую одежду и предстал перед Само[167]. Получается, доступ к князю для славян был весьма свободным: любой человек мог рассчитывать на приём у него в случае необходимости, что указывает на демократический характер славянских общественных институтов.

Скорее всего, славянские жёны Само были представительницами местных знатных и влиятельных родов и, таким образом, своими браками он, будучи человеком «со стороны», «укоренял» себя в славянском обществе, выстраивал определённую политико-династическую систему, долженствующую укрепить славянскую «державу».

Обычай многожёнства у языческих славян в целом и у славянских князей раннего средневековья, в особенности, зафиксирован множеством источников: «Киевская летопись свидетельствует, что на Руси в XI веке, возможно в начале XII века, вятичи, радимичи и северяне имели по две-три жены; то же подтверждают Ибн-Русте и Казвини, а также ряд церковных и светских запрещений, относящихся к XI и XII векам. В Чехии наличие полигамии подтверждает Козьма Пражский, а биограф св. Войтеха указывает, что главной причиной, вынудившей епископа покинуть чешскую землю, было многожёнство, которое он не смог искоренить. Князь Бржетислав в 1039 году наряду с другими пороками резко обличал наложничество. Точно так же было и у поморян, где с полигамией ревностно боролся епископ Оттон Бамберский. Письмом папы Иоанна VIII, посланным в 873 году князю Коцелу, запрещалось двоежёнство в его княжестве на озере Балатон. На Балканах полигамию запрещал Козьма Болгарский. О гаремах славянских князей рассказывает Ибрагим Ибн-Якуб, отмечающий при этом, что они держат взаперти по 20 и более жён. Летопись упоминает гарем князя Владимира в Вышгороде, Белгороде и Берестове с пятью жёнами и 800 наложницами; Ибн-Фадлан рассказывает о другом русском князе, имевшем 40 жён; в Чехии много жён имел князь Славник; в Польше Мешко до принятия им христианства имел семь жён, а поморанский князь во время посещения его епископом Оттоном Бамберским имел несколько жён и 24 наложницы. В славянских языках для их обозначения имелся ряд терминов, из которых более всего известен термин наложница, а также суложница, приложница (suložnica, priložnica). Эта полигамия, разумеется, не являлась чем-то специфически славянским и была известна у всех соседей славян»[168].

Многожёнство в это время практиковали и франкские короли. Так современник и противник Само, Дагоберт I, по словам Фредегара, «предаваясь чрезмерному разврату, завёл множество любовниц и одновременно трёх женщин держал в качестве королев. Королевами же были следующие [женщины]: Нантильда, Вульфегунда и Берхильда. Приводить здесь имена наложниц значило бы чрезмерно увеличить эту хронику из-за их многочисленности»[169]; «В 8-й год своего правления, когда по королевскому обычаю он (Дагоберт I — М. Ж.) объезжал Австразию, он принял на своё ложе некую девушку по имени Рагнетруда, от которой в этом же году у него родился сын по имени Сигиберт»[170].

Весьма вероятно, что Само прибыл к славянам во главе целого купеческого каравана, возможно, военизированного. Учитывая нестабильность политической ситуации, купеческие путешествия средневековья нередко носили военизированный характер — купцам в любой момент могло потребоваться с оружием в руках защищать себя и свои товары[171].