Славянский разлом. Украинско-польское иго в России

Если романовская родословная кое-как была утрясена, то с другой не менее важной проблемой дело обстояло сложнее. Речь о населении страны, превращённом в объект невиданного этнографического эксперимента. Насаждение никонианства во второй половине ХѴІІ века сопровождалось тотальной зачисткой народного эпоса. Эта трагедия освещена сегодня недостаточно, хотя по последствиям она нисколько не уступает религиозным потрясениям. До утверждения Романовых официальное православие, больше напоминавшее народное верование, а не строгую систему религиозных догматов, сосуществовало с устойчивыми традициями низов.

Эту ментальность издавна несли скоморохи, олицетворявшие публичный смех и веселье. Можно сказать, у людей той эпохи скоморох конкурировал со священником, поскольку и те и другие воздействовали на простой люд. Блиставшие церковнославянским красноречием попы побуждали паству к покаянию и слезам, необходимым для спасения, тогда как скоморохи на обычном, разговорном языке воспевали плодородие земли и человеческую радость. Первую атаку на народных любимцев предприняли иосифляне образца ХѴІ века (приверженцы униатства), укрепившиеся в церкви. На Стоглавом соборе 1551 года они требовали «удушения» любых народных традиций, но тогда их стремление не поддержал Иван ІѴ При Романовых же всё изменилось: успех задуманной церковной реформы по большому счёту зависел от того, насколько удастся вытравить память паствы.

В правление Михаила Фёдоровича, ещё отличавшегося осторожностью, объявлять открытую войну народному эпосу не решались. Известен указ 1627 года о недопущении в Москве так называемых языческих игрищ и суеверий. В тексте сказано, чтобы «впредь за старое Ваганьково никакие люди не сходились…», дабы не смущать православных игрищами мирскими, «коледы бы… не кликали». Однако результативность подобных указов была крайне низка. В 1636 году власти тревожились вновь: праздники проводятся не по-христиански, вместо духовной торжественности веселятся, кощунствуют, пляшут. Свадьбы без ведунов не справляются, многие по вечерам слушают скоморошьи песнопения, другие «по зарям» чародеев, волхвов призывают. Подобное наблюдалось не только в столице, но и во всех городах, не говоря уже о сельской местности.

Как нужно отказываться от «бесовских сонмищ», продемонстрировал лично Алексей Михайлович. Когда царь женился на Марии Милославской, то запретил исполнение песен, отказался от тех свадебных забав и игр, где звучали народные мотивы. Это было поистине «громом среди ясного неба», поскольку резко противоречило вековым традициям, свято соблюдавшимся. Так, например, женитьба Ивана ІѴ на черкесской княгине Марии Темрюковне сопровождалась обрядами, празднествами, весельями с сильным языческим привкусом. Теперь же впервые в истории свадьба царя совершилась в необычной тишине на фоне духовных пений из триодей. По её завершении в течение 1648 года был оглашён целый ряд указов, не просто запрещавших увеселения, игры, но и предусматривавших конкретные наказания за участие в них. На скоморохов обрушивались жёсткие репрессии, их нещадно гнали, проклинали, жгли инструменты, а их слушателей приказано бить кнутом и подвергать «великой опале». Фактически накануне старта церковной реформы власти объявляли старинные обычаи вне закона. Патриарх Иоаким в 1684 году подтвердил это, проклиная тех, кто не подчиняется антискоморошным указам. Параллельно репрессивным усилиям непосредственно народное творчество — былины, песни, сказки — подвергались тотальной деформации.

Отечественный эпос как таковой обратил на себя внимание лишь в середине ХѴІІI столетия, когда казак К. Данилов на уральских заводах Демидова собрал первый цикл песен. Устойчивый же интерес к этой сфере формируется позже под влиянием немецкой романтической школы, ставившей во главу угла изучение всего народного. Довольно быстро выяснилось, что наш эпос по сравнению с общеславянским представляет собой относительно поздний слой, и это явилось откровением для многих. По мнению специалистов, любое народное творчество создаётся непосредственно низами. Если отделить от него так называемое сверхъестественное, то по оставшемуся можно довольно точно судить о народной жизни, о проявлении народных чувств. Однако применительно к российскому материалу подобные утверждения не оправдались. Русские былины и сказания производили очень странное впечатление: о народной жизни из них практически ничего не удавалось почерпнуть. Именно это наблюдение стимулировало серьёзные исследования, проведённые рядом учёных в 1860–1890-х годах.