Славянский сокол

– Этот рыцарь будет в нем участвовать, ваше величество, на стороне саксов под командованием герцога Трафальбрасса.

– Вот и посмотрим…

– Ваше величество, – обратился к королю герольд. – Эти два стрельца уже израсходовали почти все стрелы, и ни один из них не промахивается. Мишень отнесена на предельное расстояние. Дальше нельзя. Мы не можем определить победителя.

– И что? – спросил Карл.

– Я предлагаю разделить приз между ними и объявить победителями обоих.

– Делиться, ну уж – нет! – воскликнул бодрич, которому уже было известно предложение герольда. – Победитель должен быть один!

Алкуин перевел это восклицание королю.

В это время зашумели и бешено захохотали берфруа. Карл вместе со всеми обернулся.

– Боже мой… – ужаснулся Алкуин. – Это же брат Феофан.

– Очевидно, до него только сейчас дошли удары дубинок, – сказал король. – Иначе отчего бы он так сильно шатался. Посмотрите, у вашего брата Феофана даже ноги не сгибаются.

Брат Феофан шествовал животом вперед, одна пола сутаны так и осталась заправленной за веревку, как была утром, во время поединков на дубинках. Сандалию с правой ноги монах где-то потерял, и сейчас правая нога была босая. Он появился прямо из-за мишени и шел к группе стрельцов, даже не видя, что среди них находится и сам король. Все молчали и ждали продолжения. Даже турнирные стражники не решились вытолкать монаха хотя бы в ресе.

Брат Феофан под хохот и улюлюканье берфруа уже преодолел с великим трудом треть дистанции, когда стрелец-бодрич вдруг выступил на боевой рубеж.

– А вот так кто-нибудь из вас сможет? – воскликнул он, покопался в своем туле и достал новую стрелу, выбрав ее по непонятному другим принципу.

Алкуин опять перевел слова бодрича Карлу.

– Что он хочет делать? – поинтересовался король.

– Я думаю, он застрелит брата Феофана.

– Я его тогда на тетиве повешу!

Бодрич натянул лук, но целился он, как все видели, вовсе не в монаха, закрывающего собой мишень, а куда-то чуть ли не в берфруа.

– Что он делает? – опять воскликнул Карл. Он увидел, как заметались люди на скамьях, не зная, кого из них стрелец выбрал. – Он сошел с ума. Остановите его!

Герольд бросился к Барабашу, но было уже поздно. Стрела сорвалась с тетивы.

Все берфруа молчали.

– Он попал… – тихо сказал Алкуин. – Посмотрите на герольда при мишени. Бодрич попал в цель. Его стрела летела по дуге…

Только сейчас все увидели, что герольд при мишени дает отмашку жезлом, означающую, что стрела в самом деле угодила в цель.

– Сможешь так выстрелить? – возбужденно спросил Барабаш у недавнего соперника.

– Нет… – тот отрицательно закачал головой. – Я слышал про такую стрельбу, но сам так не умею.

Алкуин перевел.

Карл стоял в растерянности.

– Но такого же не бывает! – сказал он.

Алкуин перевел его слова бодричу. Тот поковырялся в туле, достал новую стрелу, вернулся на рубеж и снова при полной тишине выстрелил. Герольд при мишенях дал отмашку жезлом.

– Бывает? – спросил Барабаш у короля. – Бывает… – сам же за короля ответил.

Карл молча выгреб все золото, что было у него в карманах, и пересыпал в ладони стрельцу. Потом принял из рук Алкуина рог, наполненный такими же монетами, и вручил Барабашу.

– Такого я никогда не видел! – сказал он и пошел к своей ложе прямо через ристалище.

Алкуин задержался и по-славянски спросил у стрельца:

– Может быть, ты расскажешь мне, в чем секрет?

– Какой уж тут секрет… – пожал плечами смущенный Барабаш, ссыпающий монеты себе в шапку. Он никогда раньше не держал в руках такого богатства, и сейчас бедному стрельцу трудно было оторвать от монет взгляд. – Просто в моей стреле все перья были из правого крыла…[13]

Глава 7

По дороге в Хаммабург Лют с десятком разведчиков решил попутно заехать на известный ему пост, где Скурлата перекрывал пути к западной границе, чтобы предупредить о происходящих в столице событиях.

Гонца от датского посольства в сторону Хаммабурга на посту не видели.

– Должен был быть гонец. Обязательно должен. Для них это очень важно, – расстроенный Лют настаивал так, словно это его жизнь зависела от поимки посла. Впрочем, для каждого из разведчиков жизнь князя равнялась собственной жизни, и не только потому, что все они очень любили Годослава, но еще и потому, что в случае прихода к власти в княжестве данов все те, кто верой и правдой отстаивал интересы своего правителя, стали бы изгоями.

– Нам он не попался. А что ты хочешь, я же не сокол, чтобы сверху смотреть… Ставр почти всех людей забрал. У нас в границе дыра на дыре, – оправдывался Скурлата. – Скачи поскорее дальше. Предупреди Ставра или даже самого князя. Пусть хоть из дружины заставы выставят… Меня воеводы не послушают…