— Ты говоришь, как настоящий Стрелок. Но твои пули когда-нибудь уносили часть твоей души?
— Да, Бэтти. Уносили. Это тяжелое чувство.
— Я бы, наверное, не смогла их выпустить в человека. Хотя по мишеням бы постреляла.
— Никто не знает, кто в нем сидит. «Смогла — не смогла» — вопрос, решаемый в последнюю секунду.
— Ну, сицилиец, или кто он там, наверное, так не считает.
— А как он считает, не имеет никакого значения. Это выясняется только в момент реального действия. Ты должна понимать, о чем я говорю.
— Да, в общем, понимаю. — Она помолчала. — Прочитать тебе стихотворение? Оно немного касается этой темы.
— Ты и правда поэтесса?
— Нет, я не знаю, почему он меня так назвал. Я не поэтесса. А просто записала то, что однажды почувствовала. Это даже не в рифму.
— Давай, Бэтти. Стихи есть квинтэссенция духа.
Музыкант задумчиво глядел на буддистку-стенографистку.
— Тебе нравится? — спросила Бэтти.
— Нравится. Это написала ты? Поразительно. Обычно женщины так не мыслят.
— А я и не мыслила. Но это было давно.
— Ты знаешь, и я баловался такими штучками. Тоже это было очень давно.
— Коля, милый, прочти!
— Я-то прочту, но сильно подозреваю, что бред и покажется бредом.
— Нет-нет! Я уверена, ты ошибаешься!
— Ладно, мне не жалко, но предупреждение я сделал.
Музыкант замолчал. Побарабанил пальцами по столу и стал глядеть в потолок.
— Ты прав, Коля. Стихи не от мира сего. Ты, оказывается, глубоко религиозный человек. А ведь не скажешь так сразу.
— Я религиозный? Поверь, ты ошибаешься.
— Да нет, я не ошибаюсь. Трансцендентно прочувствованный текст. Великолепно. А еще есть что-нибудь?
— Есть, Бэтти. Мне нравится твой черный юмор.
— Так прочти.
— Я прочту, но больше не проси. У меня свой стиль, и я его долго выдерживать не в состоянии.
Музыкант немного злорадно глядел на Бэтти:
— Ну, как стишок? — Бэтти молчала.
— Чего молчишь?
— Коля, тебе нужно принять буддийское вероисповедание. Твои стихи стоит перевести на санскрит.
— Любопытная идея десантирования русской семантики…
В закусочную вошли еще два человека. Фигура одного показалась Музыканту странно знакомой. Он непроизвольно отодвинул бамбуковую штору и увидел перед собой ушастого параноика, избегающего спагетти. А с ним — гориллообразного китайца. Оба были в длинных плащах. Нос ушастого распух и почти удвоился в размере. Пауза опознавания длилась секунды две и была наполнена электризующей энергетикой предстоящего прямого действия. Музыкант успел сказать итальянцу:
— Будет время — почитай Бобергауза.