Славянский викинг Рюрик. Кровь героев

– Верно! – загалдела толпа. – Так-то спривычней! Рюриком будешь!

На помост выскочил худой, длинный, в распахнутой красной рубашке моряк, сорвал с головы синий платок, кинул под ноги и крикнул разгульным голосом:

– А что, братцы, не угостить ли нам на славу новых викингов! Ставлю бочку пива!

Его тотчас поддержали:

– От нашего общества покупаем бочку вина!

– Мы тоже не отстанем! Приглашаем дорогих гостей на пир!

– Гуляем, братва!

Площадь зашумела, задвигалась, и вот уже шапки бодричей замелькали среди разноцветных платков моряков, толпа стала распадаться на группы.

Посадник Влесослав пригласил в свой терем Рюрика, его братьев Синеуса и Трубора, сотских и тысяцких. Его терем, каменный, двухэтажный, стоял на самой круче морского берега, откуда открывался вид на морские дали, от которых захватывало дух. Помещения просторные, через окна с разноцветными стеклами лился солнечный свет. Стены завешаны коврами, на которых висели различные воинские принадлежности, свезенные с пол-Европы: искусно сделанные мечи, сабли, пики со всевозможной формы наконечниками, арбалеты, разнообразной величины и очертаний щиты, стремена, конская сбруя и даже седла… На столах, за которыми размещалось не менее ста человек, уже были расставлены всевозможные блюда: куски кабана, жареные гуси, куры, телятина, баранина, свинина, жареная, вяленая и соленая рыба, какая только продавалась на местном рынке. В кувшинах были налиты и вино, и водка, и пиво, и квас, и медовуха.

Гости обступили стол, но не садились, ждали слова хозяина. Влесослав, сверкнув серьгой в ухе, сказал:

– В походах и боях мы не очень считались с чинами и званиями. Так и сегодня: кто где сел, тут ему и место!

А потом пошло по давно заведенному порядку и обычаю. Слуги подносили всё новые кувшины с хмельным и закуску. Посаднику было поставлено опричное блюдо, из которого он раздавал куски гостям, сидевшим близко от него, а тем, которым не мог подать, отсылал на тарелках со слугами. Слуги, поднося подачку от хозяина, говорили:

– Чтобы тебе, господин, кушать на здоровье!

В середине пира появилась хозяйка дома, сорокалетняя красивая женщина, с веселым, умным и строгим взглядом. Она вышла в сопровождении слуг и прислужниц, несших вино и сосуды, подошла с бокалом к Рюрику и подала ему кубок с вином. Дождавшись, когда князь опорожнит кубок и закусит, она приняла от него пустую посуду и тотчас удалилась. Через некоторое время хозяйка пришла снова, но уже в другом платье и стала угощать военачальников, прибывших с Рюриком. Потом снова покинула всех и вновь вернулась в ином платье, преподнесла вино и угощение другим гостям. Так являлась она до десяти раз и всегда в новых платьях, чтобы показать роскошь и богатство хозяина.

Когда она удалилась, посадский встал и провозгласил здравицу в честь бодричского князя. Затем на середину палаты поочередно стали выходить гости и предлагали выпить за каждого присутствующего в отдельности. Пир набирал силу.

Рюрик, уловив момент, когда Влесослав отвлекся от хлопот по ведению пира, сказал ему на ухо:

– Позволь, господин посадник, моему младшему брату Трубору спеть для общества.

– Просим, просим! – тотчас откликнулся хозяин.

Трубор, полноватый, полнощекий, привычно перекинул из-за спины гусли, положил их на колени и запел. Голос звучный, сильный, красивый ушел высоко под своды терема, разлился по просторной палате, заставив трепетать души слушателей:

Что ж ты, сине море, колеблешься?
Что ж ты, березка, шатаешься?
Как же морю не колебаться,
Как березоньке не шататься…
Поднялася над морем туча,
Прилетел из-за тучи Ворон[5]

…

Задумались, закручинились бывалые моряки и воины, над которыми не раз кружился черный Ворон; у кого-то он был войском вражеским, окружившим со всех сторон в яростной кровавой битве, кто-то видел перед собой поднятые до небес ураганным ветром крутые волны, готовые захлестнуть утлое суденышко, а кто-то вспоминал яростный приступ какой-нибудь крепости, когда на голову лились горячая смола и кипяток, свистели стрелы, грохотали по щитам и штурмовым лестницам камни…

Когда Трубор закончил пение, зашевелились, задвигались гости; послышались голоса одобрения, кто-то бросился обнимать певца, иные хотели с ним выпить… Говорили в пьяном откровении:

– Сердце своим пением ты вынул из груди!

– Душу слезами затопил!

– Звать мы тебя будем по-нашенски – Трувором! Наш ты, родной нам человек!

Влесослав спросил Рюрика:

– А второй твой брат на что способен?

– Тот мечтатель. В детстве сильно болел, еле выжил. Здоровьишко хиленькое. Но отец приставил к нему итальянского грамотея, выучил он латинский язык, читает, пишет. Иногда завернет такую премудрость, что и не знаешь что думать.

– На морские походы не способен?

– Ни тот ни другой не годятся. Трувора, думаю, пристроить торговать в лавчонке, а Синеуса…