И он — гляди-ка! — в самом деле уселся под дубом, развязал дорожный мешок и — о кошачьи боги! — вытащил оттуда сперва кусок сыра, потом хлеб, а потом — ох! и еще раз ох! — целую крынку с молоком! Свежайшим (и откуда только взял?!)!
(А взял он его очень просто: подоил корову. Проходил мимо вымершей деревушки, увидел буренку, которая сама же и поспешила к нему, — и облегчил ее страдания. Бедняжка бродила с набухшим выменем, и, видно, уже неделю, если не больше, никто о ней не заботился.)
— Эй! — крикнул с сундука кот. — Слышишь, ты, царевич так называемый. Давай-ка без упаднических настроений! Что значит «поражение»? С чего это ты взял, что — поражение?! Позорище какое: даже пытаться не стал, а сразу: «Пораже-е-мие!» — и вперед, припасы харчить! Подъем, «настоящий мужчина», тебя ждут доблестные подвиги и в конце — награда! Кстати, тебе чего от Кощея надобно-то?
— Чего всем, — хмуро ответил Иннокентий. — Принцессу разбудить. Эту, как ее… Василису.
— Вижу, не сильно-то ты хочешь ее будить. Не понравилась?
Царевич отмахнулся и отломил еще кусок сыра. И съел.
— Ну-ладно-ладно-так-и-быть-помогу-я-тебе! — затараторил кот. — Но перестань наконец жевать, когда с тобой разговаривают, это же неприлично!
— И как ты собираешься мне помочь?
— Ну, это легко… то есть для кота легко. Все вы, герои, мыслите однообразно: поджечь, срубить, сломать. Нет в вас тонкости. Сам подумай: если сундук с замком, зна-а-чит…
— Он заперт.
— Значит, имеется и ключ от него!
— И ты знаешь, где он?
— Нет, — честно ответил кот. — То есть знаю, что, когда сундук сюда вешали, ключ унесли и выбросили в Синее-Синее Море, но это в данном случае все равно что «нет». И так бы ты и ушел, несолоно хлебавши, если бы…
— Почему же? — сказал Иннокентий, которому надоели шуточки кота. — Я бы сперва покушал и попил, а уж потом…
— Не перебивай! В общем, раскрою я тебе, так уж и быть, страшную тайну. Видишь ли, все волшебные ключи одинаковы. Поэтому — жди здесь и не смей есть и пить! Подвиги должны совершаться натощак!
Кот вскочил, покрутился на сундуке и наконец взбежал по цепи наверх. Не было его долгонько — Иннокентий и подремать успел, и уже всерьез проголодаться.
— Шдешь? Молодешь! — Кот выскочил из-за дуба, в пасти он держал покрытый бурой тиной ключик, который бросил к ногам царевича. — Ну, дальше сам: залазь и открывай.
Кот спрыгнул на землю и с видом свойским, независимым подошел к кувшину с молоком.
— Ну а я покамест…
Он так увлекся, что не заметил, когда Иннокентий успел открыть крышку. Только по запаху и догадался. А, вот еще и по крику.
— Что? — спросил, не отрываясь от сыра.
— Воняет! — обиженно сообщил царевич. — Я-то думал, здесь медведь, заяц, утка…
— Ага, все там и есть, — кивнул кот. — А что, что?! Ну-у, ты прям как маленький. Ты представь, сколько они там лежали — это ж ни один Кощей столько не проживет! Потому и сундук прочный, с толстыми стенками: чтоб запахи не просачивались. Ты давай нос не вороти, а доставай яйцо и закрывай скорей крышку, а то в округе все мыши передохнут — на кого мне тогда охотиться? Чай, не каждый день сюда царевичи с молоком захаживают!
Иннокентий выполнил всё, как велел кот, и, открыв мешок, бережно уложил туда, в особую коробчонку, яйцо со смертью Кощеевой.
— Ну, — сказал, — пора мне. Благодарствую, котушка, за помощь.
— Это тебе спасибо, — облизнулся кот. — Если что-нибудь еще — заходи, не стесняйся. А я верну-ка вещицу на место.
Он ловко подхватил с земли ключик и молнией взлетел на цепь.
— Эй, — крикнул ему вдогонку Иннокентий. — Ты откуда его взял-то?
— Tax, у шерепахи отной отолшил, — невнятно ответил кот и скрылся в ветвях.
Кощей Бессмертный сидел на срубе колодца, свесив ноги и насвистывая простенький мотивчик (что-то из народного); рыбачил.
— А-а, Иван! — сказал Кощей. — Ну, наконец-то.
— Я — Иннокентий, — напомнил Иннокентий.
— Слушай, не будь занудой. Вас тут за столетие столько проходит — башку сломаешь, всех запоминать. Поэтому я для простоты всех зову Иванами. Хочешь Василису разбудить — потерпи. Не хочешь — скатертью дорога. И вообще, не шуми, клюет.
Бессмертный осторожно повел удочку вбок, потом дернул — и в траве забилась огромная щука.
— Отпусти меня, Емеля, я три твоих желания испо… — Щука увидела наконец, кто ее поймал, и выпучила глаза, беззвучно разевая рот.
Бессмертный покачал головой:
— Я мог бы, конечно, пожелать, чтобы у моего соперника, Ча-Хлыка Нэвмэрэ из восточных степей, пропала вся его коллекция, но это будет неинтересно, слишком просто. Так что — не искушай, дура! — И он, ловко ухватив щуку за хвост, швырнул ее обратно в воду. — Это издевательство какое-то! — пожаловался Бессмертный царевичу. — Уже в колодце сел порыбачить, думал, хоть здесь обычная рыба попадется — нет же, сплошь чародейская, с «жела-а-ньями»! Тьфу! Скучно, Иван, скучно жить!
Это (Иннокентий уже понял) Кощей так шутил. Бессмертный выглядел очень даже жизнерадостно: пухленький, розовощекий, голубоглазый, с русыми волосами (их он зачесывал вперед, чтоб не видно было пробивающейся лысины).
— Ну, — сказал Кощей, — рассказывай наконец. Добыл?
— Добыл.