Slavianskoie tsarstvo

Таким образом они предавали смерти всех, кто попадался к ним в руки. Наконец между славинами начались раздоры, и, опьянев от чрезмерного количества пролитой крови, они вернулись домой с богатой добычей». Не­сколько далее он добавляет: «Пока Герман собирал войско, приводил в по­рядок и истово приготовлял все, что было нужно для будущей войны, вели­кое множество славинов, какого никогда ранее не бывало, перейдя Дунай, подошло к Наису. Несколько человек из них, отбившихся от остальных и бродивших по окрестностям, поймали ромеи и, подвергнув пытке, стали доп­рашивать о причине, по которой они переправились через Дунай. Те клят­венно утверждали, что пришли не иначе как для того, чтобы овладеть горо­дом Салоники и его близлежащими поселениями. Император, услышав об этом, был немало напуган такой опасностью, и тотчас написал Герману, чтобы тот отложил поход на Италию и шел в Салоники, чтобы оказать по­мощь им и другим городам этой провинции, приложив все усилия для отра­жения нападения славинов. Тогда Герман, отложив все прочие дела, задер­жался в том месте, где его нашли послания императора. Славины же, узнав от пленных, что Герман находится в Сардах (Sardi), перепугались, поскольку среди них имя Германа давно пользовалось большой славой: когда в начале правления Юстиниана, его дяди, анты, живущие по соседству со славина­ми, перейдя Дунай, в большом числе напали на ромейские земли, Герман, незадолго до этого назначенный префектом Фракии, вступил с ними в бой и, нанеся поражение, почти всех перебил. За эту победу Герман удостоился великой славы среди всех смертных, а особенно среди этих варваров, кото­рые, таким образом, боясь Германа и думая, что он ведет с собой такое же огромное войско, которое было послано императором в Италию против То­тилы и других готов, свернули с прямого пути на Салоники и, не дерзая более спускаться на равнину, перешли Иллирийские горы и вторглись в Далмацию. И те славины, которые в прошлом нападали на земли импера­тора, и другие того же племени перешли Дунай и быстро соединились с теми, кто незадолго до этого совершили наглый грабительский набег на про­винцию Далмация. Многие придерживались мнения, что эти варвары были подкуплены немалой суммой денег Тотилой, который направил их в эту ромейскую провинцию, дабы император не смог в дальнейшем хорошо орга­низовать войну против готов, будучи вынужден разделить свои силы и про­тивостоять этим варварам. Я не берусь утверждать, пришли ли эти слави­ны по наущению Тотилы или сами собой. Итак, славинское войско, разде­лившись на три части, отправилось в разные стороны и причинило Европе невосполнимый ущерб, так они уже не просто совершали набеги на селе­ния, как было заведено, предавая все разграблению, но и зимовали там, как если бы были у себя дома, не опасаясь неприятеля. Посему император по­слал против них отборное войско, начальниками над которым среди прочих поставил Константина, Арация, Назара, а также префектов Юстина и Иоанна. Командующим над всеми ними он поставил некоего Схоластика Евнуха. Так организованное войско вскоре настигло часть славинов близ Адрианополя, города на материке во Фракии, лежащего на расстоянии пяти дней пути от Константинополя. Славины, не имея возможности ни дви­гаться вперед, ни повернуть в другое место, отягощенные огромной добы­чей из людей, овец и прочих немалых ценностей, остановились там и разби­ли лагерь на холме. Ромеи же стали лагерем внизу на равнине недалеко от неприятеля. Находясь там, славины пытались как-нибудь неожиданно на­пасть на ромеев. Пока и те, и другие пребывали в своих укрытиях, прошло немало времени, и ромейские воины, утомленные этим, стали проявлять не­довольство. Они запальчиво обвиняли своих префектов в том, что при пол­ном изобилии провианта у неприятеля начальники ромейского войска вовсе не заботились о своих солдатах, страдавших от нехватки самого необходи­мого. По этой причине они часто говорили, что вопреки желанию началь­ников сами пойдут в атаку на неприятеля. Начальники, видя такое упор­ство воинов, против своей воли вступили в бой со славинами. Ромеи добле­стно бились, но, в конце концов, были побеждены противником и обраще­ны в бегство, многие же доблестные мужи пали в битве. Даже сами началь­ники чуть не попали в руки неприятеля, однако смогли спастись бегством. В этом бою славины захватили знамена Константина и, свободно двигаясь, куда им хотелось, разграбили город Астик (Astyngo), который до тех пор не подвергался разграблению. Итак, опустошив и разграбив ромейские вла­дения, они подошли к Длинным стенам, отстоящим от Константинополя на расстоянии менее дня пути. Немного времени спустя ромейское войско, оправившись после бегства и воссоединившись, принялось преследовать славинов. Неожиданно напав на часть из них, они обратили их в бегство, перебив немало врагов и освободив множество ромейских пленников. От­били они и знамена Константина, потерянные прежде в битве. Те славины, кто сумел бежать, вместе с остальными своими соплеменниками вскоре от­ступили к себе домой. Выйдя оттуда вновь в большом числе, они напали на иллирийцев, которым нанесли такой большой урон, что и словами не описать. Император послал против них войско, которое, намного уступая в численности противнику, не могло вступить в бой и шло за ним по пятам, нападая и уничтожая воинов из славинского арьергарда, часть из которых они захватили в плен и отослали к императору в Константинополь. Тем не менее они не могли совершенно помешать варварам совершать их ужасные опустошения. Продолжались они долго, и все дороги наполнились трупа­ми. Так как никто не выступал против них, они, наконец, со всей добычей, живые и здоровые, возвратились домой. Ромеи при переправе через Дунай не могли ни устроить против них засады, ни вступить с ними в открытое сражение, поскольку им на помощь и защиту выступили гепиды, их союз­ники. Император был очень недоволен и огорчен тем, что не мог запретить славинам переходить Дунай, через который они переправлялись только лишь с целью грабежа ромейских владений». До сих пор говорит Прокопий о вторжениях и нападениях славин на ромеев. Об этом же упоминает и Бьондо, более современный автор, но усердный исследователь древности. После некоторого рассуждения он пишет (8-я книга I декады): «Хотя Бо­жественный Григорий ничего более не пишет об этом вторжении и набегах, которые славяне совершали на Истрию, мы тем не менее знаем наверное, что этот народ, как мы показали, живший за Дунаем и против которого выступали свекор и сын императора Маврикия, именно тогда впервые за­нял побережье Адриатического моря с правой стороны и стал там постоян­но жить, так что то, что прежде называлось Истрией и Далмацией, ныне называется Славонией». И в следующей книге, повествующей о событиях времени императора Фоки, преемника Маврикия, он пишет: «В это время, когда Ромейская империя страдала от упомянутых волнений в Азии и Аф­рике, славяне, которые, как мы говорили, осели в Истрии и Далмации, со­вершили вторжение и разгромили все ромейское имущество в соседних про­винциях. Перебив в результате стремительного набега всех воинов, остав­ленных Фокой в крепостях, они покорили все провинции Далмации и Ил­лирии, граничащие с Адриатическим морем». Джироламо Барди указал время и года, чего не сделали вышеупомянутые авторы, походов славян во Фракию и Иллирию. Во второй части он пишет, что славяне в 548 году напали на Далмацию и дошли до Драча. В 549-м разграбили Фракию. В 550-м, вновь вторгшись в Грецию, одержали победу над императорским войском. В 552 году, вновь выйдя из своей страны, вторглись в Македо­нию и нанесли ей неисчислимый урон. Оставшись там, они переименовали те земли по своему имени в Славонию. В 554 году они одержали победу над военачальниками и остатками готов, разграбили Сицилию, откуда были из­гнаны Германом, военачальником императора Юстиниана. В 585 году со­вершили набег до Константинополя, разграбив всю Фракию. Святой Гри­горий в послании Ионию, префекту императора Маврикия в Иллирии, пи­шет, что в 591 году, который был седьмым годом правления императора Маврикия, славяне перешли Дунай и опустошили Иллирию. Тогда народ, спасаясь от их свирепости, бежал на острова, как сообщает упомянутый папа. В том же году император Маврикий пошел войной на гуннов, кото­рые со времен свирепейшего царя Антилы жили в Паннониях за Дунаем, и послал против них с войском своего сына и свекра. Он нанес гуннам такой большой ущерб, что последние намеревались уже было вернуться на свою первоначальную родину. В конце концов они решили призвать на помощь соседних славян, которые вместе с гуннами выступили против ромеев и нанесли им такой урон, что те опасались впредь вступать с ними в бой. В следующем году, напав на Ромейскую империю, славяне нанесли ей боль­шой ущерб и (как сообщает Александр Скультетус в своей «Хроногра­фии»), совершив набег вплоть до Босфора Киммерийского, там и осели. В 594 году Маврикий послал против них большое войско и (как сообщают Павел Диакон в XVIII книге и Зонара в жизнеописании Маврикия) по­терпел поражение. Усилив войско, он вступил в сражение с врагом и одер­жал кровавую победу. Через четыре года славяне в союзе с гуннами и ава­рами напали на земли империи. Против них Маврикий снарядил войско и вверил его Галинину, послав его на место гнусного Романа, но это ему ни­чем не помогло: славяне, еще более разъярившись, вновь вторглись в про­винции империи. Посланный против них Приск вернулся с победой. Одна­ко славяне, вновь собрав войско, держали Маврикия в таком напряжении, что (как пишут Диакон (XVIII), Зонара и Бьондо (8-я книга I декады)) он был вынужден постоянно быть во всеоружии. В 600 году они разграби­ли земли империи. Ромейские военачальники нанесли им ряд поражений, однако, несмотря на это, император оказался вынужден (как сообщают Диа­кон и Зонара в указанном месте) уступить им Иллирию, названную в даль­нейшем ими Славонией. Одна их часть заняла города на морском побере­жье, другая ушла в Верхнюю Паннонию, остальные же под началом Чеха и Ляха проникли также в Моравию, Богемию и Польшу. Те, что заняли бе­рега Далмации, не оставляли попыток расширить свои владения, нападая не только на соседей, но и на удаленные от них народы. Посему при ланго­бардском короле Ариоальде (как пишет Павел Диакон в «Истории ланго­бардов» (III, 46)) славяне, снарядив мощный флот, отправились в Апулию и стали лагерем близ города Манфредония. Атаковавший их герцог Бене­вента Рион был разбит и пал на поле брани. Узнав об этом, его брат Радо­альд, прибыв к ним и дружески заговорив с ними на их родном славянском языке, несколько их успокоил, и они не стали сражаться и с ним. Увидев это, Радоальд неожиданно напал на них, перебив многих из них. Оставши­еся же были вынуждены отплыть и, возвратившись назад, обнаружили, что вся Далмация объединилась против них и, собрав большой флот, стала в устье Наренты, чтобы помешать им пройти по этой реке. Славяне, увидев это, сделали вид, что хотят вернуться назад. Далматы бросились в пресле­дование, однако с наступлением ночи потеряли их из виду. Славяне же, отступив за остров Корчула, простояли там скрытно весь следующий день, а с наступлением вечера вышли из порта и двинулись в сторону далматско­го флота. Неожиданно напав на него, они некоторое время вели бой, но в конце концов, проложив себе путь оружием, прошли по Наренте до занятых ими ранее земель. Овладев упомянутыми землями на Наренте, называемой древними Нароной, они сделались весьма могущественными на море. Длительное время они досаждали венецианцам, которые вместе с далматами платили дань этим нарентским славянам, как сообщает венеци­анский историк Сабеллико во второй книге IX эннеады. Он пишет: «Вене­цианцы с другими далматами платили дань нарентинцам, которые на про­тяжении ста семидесяти лет с переменным успехом боролись с венецианца­ми за господство на море». Пьетро Джустиниани, венецианский историк, в I книге пишет: «Нарентинцы, вечные, ярые и ненавистные враги венециан­цев, в течение долгого времени с переменным успехом вели с ними борьбу, зачастую кровопролитную». То же самое утверждает Джулио Фарольди в «Венецианских летописях»: «Нарентинцы причиняли много хлопот вене­цианцам почти непрерывно на протяжении ста семидесяти лет. Они были славонами, по-старинному славинами, которые (как можно прочесть у кон­стантинопольских историков) долгие годы враждовали с Восточной импе­рией и отвоевали у нее провинции, которые ромеи называли Иллирией, а от их имени стали называться Славонией». Война между нарентскими славя­нами и венецианцами началась (как можно почерпнуть из трудов упомяну­того Фарольди) при венецианском доже Джованни Партечипацио, кото­рый, согласно Николо Дольони, был в 829 году. Ему воспреемствовал Пьетро Градениго (Gradenico), который заключил мир с нарентинским го­сударем Миславом. Когда вскоре после этого нарентинцы нарушили мир и совершили морской набег вплоть до Каорли, дож послал против них с мощ­ным флотом своего сына Джованни, которого ранее сделал своим соправи­телем, однако на этот раз это ничем не закончилось. В следующем году, выступив против упомянутого Мислава с новым флотом, в морском сраже­нии он был разбит, и Венеции с потерей множества судов пришлось усту­пить. Нет сведений о том, где именно произошло это сражение. Известно лишь, что дож был разбит. И не только в этом сражении венецианцы по­терпели поражение, но и (как пишет Фарольди) во многих других, произо­шедших в последующие годы. Пьетро Кандиан почти сразу после своего избрания на пост дожа был вынужден выступить против нарентинцев, од­нако не преуспел в этом, как пишет Михайло Салонский в «Трактате о Далмации». О войне, которую нарентинцы вели с венецианцами, он пишет так: «Нарентинцы, славянский народ, наводили немалый страх как на го­рода, расположенные на материке, так и на прибрежные города Далмации, а более всего на венецианцев, поскольку на протяжении двухсот лет под­вергали их смертельным гонениям, несмотря на то, что в течение всего это­го времени венецианцы платили им дань за право свободного плавания по Адриатическому морю, на которое нарентинцы притязали и на котором нео­граниченно господствовали. Со всех, кто плавал по нему, они требовали уплаты пошлины, или проходной платы. По этой причине между ними час­то возникали стычки: нарентинцы часто задерживали венецианские суда в счет уплаты дани, которая не была им вовремя выплачена, а также [штраф­ной] пошлины товарами, которые, по их мнению, по праву переходили к ним в собственность за нарушение или задержку. Однако основной причи­ной преследования ими венецианцев было то, что они видели, как после­дние с каждым день усиливаются и укрепляют свою морскую мощь, домо­гаясь заполучить всю Далмацию, которая, страдая от наглости нарентин­цев, похоже, желала им скорейшего поражения. Да и венецианцы намерен­но разжигали эту скрытую ненависть, чтобы, воспользовавшись ссорой между ними, быстрей достичь своих целей. Нарентинцы, узнав об этих коз­нях венецианцев, отвечали им ненавистью и жестокими преследованиями, по причине которых город Венеция многократно испытывал великие лише­ния и оказывался на грани отчаяния. Ведь всякий раз, когда они сходились между собой в морском бою, венецианский флот терпел поражение и урон. В частности, при доже Пьетро Кандиано, который (помимо других дожей), во второй раз лично выйдя против них и вступив в сражение у мыса Макар­ски (Cauo Miculo) в Далмации, вначале одерживал превосходство, и на­рентинский государь Мислав (Muie) уже намеревался обратиться в бег­ство, однако, увидев идущие на помощь остальные нарентинские корабли под началом рагузинца Виты Бобальевича, которого упомянутый славянс­кий государь в те времена часто привлекал в военные походы как знамени­того и опытного полководца славянских сил на море и на суше, вновь ри­нулся на неприятеля, который после доблестной защиты потерпел пораже­ние со смертью упомянутого дожа. Это событие повергло венецианцев в ужас. Опасаясь, что противник, стремясь укрепить свою победу, нападет на них в их собственном доме, они перегородили огромными цепями входы в порты, через которые можно было подступить к их городу, выставив многочисленную охрану». Почти то же самое рассказывают Сабеллико в 1-й книге IX эннеады и Джамбулари (I). Они пишут, что после своего из­брания дожем Венеции Пьетро Кандиано, видя, как на Адриатическом море разбойничают нарентинцы, послал против них флот, который вернулся до­мой, ничего не добившись. Тогда он лично выступил против них с двенад­цатью судами и, обнаружив неприятеля у мыса Макарски (Cauo Miculo) в Далмации, вступил с ним в бой и поначалу одерживал верх. Однако по при­чине превосходства сил у нарентинцев венецианский флот попал в окруже­ние, и дож, отважно сражаясь, на пятом месяце своего правления погиб. Останки его подобрали истрийцы и, отвезя в Градо, там и предали погребе­нию. На его портрете в Сенате Венеции было начертано: