Славия. Рождение державы.

Мордатый наклонился, внимательно рассмотрел, даже понюхал. Потом начался торг и когда средними между тридцатью и пятью талерами, получились двенадцать, клетку открыли и его выпустили. Покупатель вытащил из сумки ошейник и аршинную цепь с прикованным к концу ядром. Ошейник замкнули на колодку, а ключ охранник спрятал под клапан поясного ремня.

Следуя указаниям и удерживая ядро в руках, Михайла завели в помещение бани, где цирюльник обрил голову, подмышки и пах, что бы исключить появление вшей. Долго мыться не дали, и вскоре отправились к пирсу к какому-то двухмачтовому судну. У входа на трап его заставили снять обувку. Здесь и цепь сняли с шеи, но перецепили на ногу и отправили в кормовой трюм. Взяв в одну руку ядро, в другую сапоги он с помощью поджопника охранника слетел вниз и вселился в какой-то совершенно темный чулан.

- Ничего, еще не вечер, морда, - про себя бубнил Михайло, став босой ногой на что-то мягкое, - Лично я буду бить тебя не по жопе, а по яйцам.

- Ой! Не наступай на меня! И ядро не бросай куда попало, - из темноты кто-то вскрикнул, коверкая турецкие слова.

- Ты кто?

- Луис. А ты?

- Михайло.

- Это Мигель?

- Нет, меня зовут Михайло.

- А! Микаэль!

Так они и познакомились: раб Микаэль и раб Луис, бывший младший офицер-стажер испанского флота. В рабство он попал, когда стажировался на каботажном судне в должности помощника шкипера. За неделю до получения офицерского патента, когда на своем барке возвращались из Кадиса в Барселону, их атаковали галеры алжирских пиратов. Не ранение, а обычную травму головы, Луис получил в первую же минуту боя и очутился на цепи. Полгода назад был продан в дом покойного марокканского чорбаджи-аги* Ахметжана из города Канитры, где хозяйничала его старшая (и ныне уже единственная) вдова Лейла-ханум.

Дочь помощника Румелийского кадиаскера, то есть судьи, Европейских территорий Османской империи, она внешне выглядела тихой правоверной мусульманкой, и никто из знакомых не мог усомниться в ее благопристойности. Однако, внутри своих владений, то есть, владений покойного мужа, она слыла особой жестокой, циничной и беспринципной, но хозяйство вела железной рукой, лучше любого управленца.

* Полковник.

Не боялась она никого, в делах действовала решительно. Что там говорить, после смерти мужа, ни один из многочисленных его родственников, до сих пор не получил ни пяди родового наследства, и не получит.

Муж когда-то воспитал из болгарских мальчишек, по типу янычар - и домашнюю охрану, и корабельный экипаж, но сделал их кастратами. Уж как их там учили - не понятно, но сегодня это преданные лично хозяйке бойцы и

весьма обеспеченные люди, которые постоянно проживают в ее имениях.

Есть у госпожи Лейлы недостаток, тщательно и успешно скрываемый от общественности: слаба на передок. И ничего в этом такого плохого нет, все-таки живой человек и ей, как и любой другой женщине, тоже хочется.

Давно повелось, что мужская часть обслуживающего персонала являются кастратами, поэтому, для этих целей она покупала раба. Даже не одного раба, а троих в год, так как редкий из них выживал дольше четырех месяцев, а того, который выживал, кастрировали и отправляли в дальнее имение.

- Знаешь, Микаэль, - жаловался ныне отставной раб-трахальщик Луис, - Эта сука во время траха начинает стонать. Сначала тихо, затем громче, а потом кричит, как свинья недорезанная. И в это время в комнату врываются два ее телохранителя и начинают меня стегать кнутами, и тогда уже я начинаю орать, а она от созерцания моей боли получает дополнительное удовольствие, прямо слюна изо рта идет, и кончает еще раз. Сука, никто ее в усмерть затрахать не может.

- Вот, тварь такая, - согласился Михайло и подумал, что подобные экзекуции ожидают и его, надо с этим что-то делать, и быстро, - Луис, а что хозяйка в Кафе делает, не знаешь?

- Ну, как же. Хозяйка в сопровождении старшего брата Ахмет-бека из Алжира, доставила на обучение в янычарский корпус своего сына. Он получил направление в Кючюк-Истанбул, вот и оказались здесь. Вообще-то, обычные правоверные женщины не путешествуют на кораблях, но эта сучка любого мужчину за пояс заткнет, скоро и меня примучит.

Благодаря свету, пробивавшемуся сквозь верхний люк и слегка приоткрытую дверь, было видно, как угрюмо он опустил голову и задумался.

- Но чем ты так провинился?

- А я одну ночь провел с Фатимой, младшей женой покойного хозяина, а евнух, который без одного уха, засек и доложил хозяйке. А утром Фатима случайно свалилась с лестницы и сломала шею. Через три дня хозяйка вызвала меня и после траха, когда безухий отходил спину плетками, заставляла вылизать лохматку но, увидев, как я брезгливо скривился, приказала бить меня двумя кнутами. И потом, когда вышли из Канитры в Алжир, где должны были забрать Ахмед-бека, она меня вызвала к себе в каюту, а у меня не встал. Вот и все. Вернемся, вырежут яйца и отправят в дальнее имение за Марракеш.

- Да, тяжело тебя слушать, - Михайле на душе было паскудно, - А бежать пробовал?

- Дважды, - кивнул Луис.

- Ну и как?!

- Как-как. Не видишь что ли? Ловили сразу.