До рассвета оставалось минут сорок, поэтому остатками воды быстро умылся, переоделся и привел себя в порядок: приклеил маленькую бородку и торчащие кверху усы. Собрал в кучу все вещи, даже две доски, на которых спал, отнес и бросил в канализацию. Вернулся к хранилищу и, роняя по пути по нескольку серебряных монет, направился в противоположную сторону, ко второму выходу, который находился в районе домов богатых торговцев. Здесь постоял немного, послушал тишину, бросил под ноги пару пиастров, поднял решетку сливного люка и выбрался наружу, в ночь.
Дойти до дома на улице Ткачей, где вот уже целых шесть дней снимал отдельный флигель молодой помощник шкипера из Нового Света, получилось без проблем. Нырнул тихонько в дверь, разделся и влез в корыто с водой, которое стояло со вчерашнего дня. Вода имела комнатную температуру, но это меня волновало мало. Намылился жидким мылом и кое-как отмылся, затем завалился в кровать и спал беспробудно двенадцать часов.
Проснулся, когда солнце уже садилось к закату. Выглянул на улицу, но там все было тихо и спокойно, да и место у стены третьего дома, где располагался интересующий меня сливной люк, никого не интересовало. Между тем, одевшись и опять нацепив бороду и усы, отправился прогуляться. Понаблюдав издали за зданием банка и до сих пор не рассосавшейся толпой зевак, отправился в харчевню перекусить. Здесь тоже послушал сплетников: оказывается, воры сломали стену хранилища банка и вынесли денег на сто пять тысяч в пересчете на серебро. Обманули, сволочи, общественность на целых десять тысяч.
Серьезной организованной преступности в империи не было уже лет сто пятьдесят. Так вот, у всех предполагаемых воров, которых еще не вывезли в Вест-Индию, под ногами горела земля, сейчас их отлавливали солдаты алькальда. Разумное мероприятие, - город станет чище.
Скандал получился знатный, эта новость обошла все газеты мира и мусолили ее еще долго, с полгода точно.
Через два дня, когда на выезде из города прекратились обыски гужевого транспорта (господских карет, правда, не проверяли) и прошел слух, что деньги давно вывезены морем, отправил для Ивана почтовым нарочным специальное письмо.
В тот же день, когда серость пасмурного вечера вот-вот должна была смениться теменью ночи, в начале улицы появилась небольшая карета. Редкие прохожие могли видеть ее. Эту старенькую карету, перешедшую ко мне в собственность от бывшего феодала, мы отлично отремонтировали, немного переделали и выкрасили в темно-зеленый цвет. Герб приказал не навешивать.
Собрав свои вещи и положив на стол дополнительный пиастр 'на чай', глубокой ночью покинул флигель. На козлах, одетый извозчиком, сидел Антон, а внутри кареты мучились от безделья и необходимости находиться в замкнутом пространстве два моих полусонных десятника: Петро Лигачев и Андрей Скиба. Увидев меня, они хором и с облегчением вздохнули. Конечно, шеф приказал прибыть вечером, а сам все не шел и не шел.
- Антон, - сказал тихо, - Сейчас я отойду и стану у дороги, а ты езжай шагом и остановишься, когда дверь кареты будет прямо передо мной.
- Слушаюсь, ясновельможный пан.
- Теперь ты рыцарь, и не обращайся ко мне, как смерд. Все, будь внимателен, если сейчас сюда подойдет чужой, он должен здесь же и остаться. Насовсем. И это твоя забота.
- Слушаюсь, ваша светлость.
Достать деньги было делом двадцати минут. Бойцы по моему указанию соскочили на мостовую и стянули решетку ливнестока, которая оказалась прямо под откидывающимся люком в полу кареты, затем, сняли крышки сидений, под которыми были устроены ящики.
- Так, господа, в ящике находится аркан с привязанным ведром. Сейчас я спущусь в люк, а вы мне его подадите. Будет девятнадцать подъемов, десять ведер высыпете в передний ящик, а девять в задний. Ясно?
- Ясно, ваша светлость.
По окончании дела решетку вернули на место и отъехали подальше, там и остановились, дожидаясь утра. Рисковать с ночным выездом из города не хотелось. Завернувшись в плащ, пристроил в уголке кареты голову и решил немного подремать, часа два вполне нормально покемарил.
Проснулся, когда на улице посветлело. Обратил внимание на то, что мои бойцы не то что не спят, но даже не дремлют, и смотрят на меня широко раскрытыми восхищенными глазами. Помнится, не все мешочки были плотно завязаны, и прощупать содержимое не составляло никакого труда.
Когда-то слово 'футбол' вызывало у моей Мари мгновенную мигрень. Дело в том, что ее бывший супруг (отец Лиз) был центрфорвардом футбольной команды, потом, по окончании спортивной карьеры, перешел в свой же клуб на тренерскую работу. Расстались они тогда со скандалом, который долго обсасывала желтая пресса, и до самого последнего дня их отношения оставались антагонистическими.
Говорят, что французские женщины имеют более свободные нравы, чем прочие. А нет! Такие же ревнивицы и собственницы по отношению к своим мужчинам, как итальянки и испанки. Однако из чисто мужской солидарности осуждать ее бывшего мужа не имею права.