– Отдали бы нам Ливадию и там мы бы жили спокойно и никому бы не мешали.
– Но больше всего домой хочется.
– Да. Сердцу не прикажешь – оно против воли рвется на родину.
– Только уехали, а уже домой хочется?
– Да, – Мария сделала несколько красивых танцевальных движений.
Подошел второй поезд с узниками и солдатами. Надышавшись свежим воздухом и наслушавшись пения свободных птиц, царская семья и конвой вернулись в душные вагоны и поезда продолжили свой бег по территории России. Дети украдкой разглядывали дивные места и раздольные русские просторы. Долгая дорога и неизвестность будущего их быстро утомили.
Перед Пермью поезд неожиданно остановили угрюмые железнодорожники. Они вошли в вагон и категорично заявили правительственным комиссарам, что поезда дальше не пойдут, пока им станет известно, что это за поезда и куда они следуют. Комиссары предъявили железнодорожникам свои удостоверения за подписью Керенского и рабочие, не найдя больше поводов к чему-либо придраться покинули вагон. Поезд тихо тронулся, бойко побежал вперед и вскоре прогромыхал по железному мосту через Каму.
Вечером семнадцатого августа поезда, следуя друг за другом, с получасовым интервалом пришли на станцию Тюмень, окутанную серой дымкой. По железнодорожным путям, пуская густые сиреневые дымы и звонко крича, туда-сюда сновали закопченные паровозы.
Через некоторое время поезда стронулись с места, коротко разбежались и остановились на безлюдной пристани. Возле набережной затаились в ожидании арестантов суда “Русь” и “Кормилец”. Началась перегрузка вещей и людей на оба судна. По команде комиссаров Романовы по сходням поднялись на “Русь”, свита с прислугой прошли на “Кормилец”. Конвой расположился на обоих суднах. Матвей Васильев никем не замеченный занял место на пароходе “Русь” в пустой штурманской рубке.
Неприглядным утром, когда солнце еще не пробило утренний туман, поднявшийся над всей поверхностью реки, пароходы подали сиплые гудки, и натужно работая моторами, отвалили от пристани. Судна, сотрясаясь мелкой дрожью, лениво заворочали плицами темную воду и, зарываясь носом в гребни волн, поплескались в Тобольск, находящийся в трехстах верстах от Тюмени.
Дымные облака из труб разостлались по всей реке. Вода чуть слышно и равнодушно билась о борта. С реки то и дело доносились басовитые крики пароходов. Над поверхностью реки лениво летали вспугнутые чайки. Неожиданно одна из них опустилась на борт судна с мелкой рыбешкой в клюве.
– Смотрите, смотрите, чайка села на борт – вскрикнула Анастасия.
Великие княжны прильнули к иллюминатору. Но чайка недолго побыв, улетела. Перед царскими глазами снова потянулись пустынные берега и безмолвные села. Иногда слева или справа во всю ширь открывались лес и пашни. В середине дня показалось знаменитое село Покровское. Возле церкви среди обычных изб, амбаров, конюшен и погребов затаился двухэтажный белокаменный дом известного старца Распутина. Серые дома то жались друг к дружке, то разбегались в разные стороны. Между ними раскинулись широкие пустыри и огороды. За покосившейся изгородью стоял домашний скот. На пустырях паслись куры и гуси. Во дворах, бренча железными цепями, лаяли собаки. На самом краю села примостилось кладбище.
Ники, предаваясь горьким мыслям, раздумчиво закурил.
– Знаешь, кто здесь жил? – спросила Аликс.
– Григорий Распутин?
Ники затянулся ароматным дымком.
– Да. На этой реке он ловил рыбу и не один раз присылал нам в Царское Село. Ты знаешь, что Анна Вырубова побывала здесь по моей просьбе?
Романов не выразил ни удивления, ни восторга.
– Разве? Ты об этом мне ничего не говорила.
– Григорий предсказывал, что мы тоже побываем на его родине, – тихим голосом сказала Аликс.
– Вот-и побывали.
Ники выбросил за борт папиросу. Во рту стало горько от крепкого табака. Романов чуть-чуть шевельнулся.
– Григорий помогал переносить боль нашему сыночку. А кто теперь поможет Алексею, если даже весь медицинский свет бессилен? – сказала Аликс, бессильно уронив руки. – Нам остается уповать только на Бога.
С тех пор как мать узнала о смертельной болезни своего сына, ее всегда преследовало чувство страха. Ее крепко держал в своих руках застарелый больной страх. Он всегда присутствовал в ней и разлагал ее изнутри. Больно и страшно было матери знать, что с ее сыном в любое время может приключиться несчастье.
– У него еще есть ты и я, – растроганно обмолвился Ники.
– Как могли наши родственники участвовать в убийстве Григория?
– Моя душа тоже отказывается воспринимать этот факт.
Призрачное село старца исчезло. На берегу чуть неслышно зашептались деревья. Пароходы еще торопливей заработали плицами. Волны с шумом хлестались о судна. Берега Тобола все время менялись. Перед глазами узников тянулись то пустынные безликие просторы, то пашни, то нетронутые леса. Из-за облаков постоянно поддразнивало древнее солнце. Оно то показывалось, то снова скрывалось. Его солнечные лучи периодически отражались в воде. Вечером ветер угнал облака, и багровый цвет захлестнул весь край горизонта. На воду упали смутные тени, в лесу закричали ночные птахи.