Славное море. Первая волна

— Это где радистом Зоя?

— Там не только Зоя, там большая команда, — все еще шепотом говорит боцман. — Бегом в рубку!

Боцман ушел. Геннадий увидел, как поднялась внизу взлохмаченная голова Антона. Голубые глаза белоруса глядели ясно, словно никогда и не были замутнены морской болезнью.

— Значит, тонет «Заря»? — переспрашивает он Геннадия и, не дожидаясь ответа, кричит на него:

— Да иди же ты на вахту, чертова головешка!

В мечущемся свете качающейся лампы видно, как подымаются от подушки головы и встревоженно смотрят на Геннадия, потом начинают вставать. Сергей оделся одновременно с Серовым.

— Схожу в машину. Может, нужно чего. — II первым вышел из каюты.

Когда уходил Геннадий, Антон крикнул ему вдогонку:

— Тебя сменять приду я.

III

Шхуна «Заря», ходившая в каботажном плавании, возвращалась с востока. Ветер дул небольшой, попутный. К вечеру он увеличился, резко переменился, стал задувать в борт. Команде прибавилось хлопот, но большой тревоги это не вызвало. Капитан Лазукин усилил вахты и ушел спать.

А ночью налетел шторм. Внезапность шторма и его сила встревожили вахтенного помощника, он решил разбудить капитана.

Человек еще не старый, но выросший в море, капитан Арсен Данилович Лазукин во сне почувствовал что-то неладное, быстро оделся и сам пришел в рубку.

— Что такое? — глухо спросил он, ни к кому прямо не обращаясь.

— Шторм свалился, и сильный! — немного поспешно и громко доложил вахтенный помощник.

Капитан не отозвался. Он смотрел, как рулевой, чуть сутулясь, стоял у штурвала и напряженно старался не сбиваться с курса.

Шторм был неожиданный. О нем не предупредили. Взглянув в растревоженное море, Арсен Данилович понял, что это надолго и шхуне будет трудно.

Он тут же распорядился сменить курс, чтобы уйти глубже в море.

Берег был и без того далек, совсем невидим. Но в шторм он опасен, и всякий порядочный моряк уйдет от него подальше. Идти теперь было труднее. Судну бы прибавить скорость — капитан промедлил до второй половины дня. Вскоре он убедился в своей ошибке, которую почти нельзя было поправить.

На шхуну надвигалась огромная волна, похожая на высокую гору из мутно-серого живого стекла. Она подняла «Зарю» и вознесла над морем. На гребне волны корпус шхуны подозрительно затрещал. За первой волной шла вторая, едва ли не большей высоты. Скатываясь с нее, «Заря» внезапно ударилась о грунт. В рубке, в машинном отделении, в кубрике остановились часы. Скрипнув, замолкла и машина.

Моря Восточной Арктики от берега на много верст мелководны. Медлительность капитана Лазукина привела к беде. Через несколько минут в рубку поступили сообщения: шхуна получила три пробоины, в корпус поступает вода.

— Пластыри! Заделать! — приказал капитан. — Пустить машину!

Сам стал у руля, отослав всех вниз.

Через полчаса боцман доложил, что пробоины заделаны, но механики еще возятся с машиной. Капитан скрипнул зубами. Поврежденный корабль, в шторм, без собственного хода — игрушка волн. Только после шторма шхуна может поставить паруса.

Пока возились с машиной, пришло то, чего боялся и капитан Лазукин, и бывалые матросы. «Зарю» снова стремительно подняло вверх и с еще большей силой ударило о грунт.

Убедившись в размерах новых повреждений, капитан отдал необходимые распоряжения. Потом вышел на палубу, оглядел посеревшее, все в водной пыли море, опустил голову и пошел, но не на мостик, а к радисту.

Испуганная Зоя сидела в рубке, готовая ко всему. Она боялась. А когда вошел капитан, ей стало легче.

— Давай сигналы бедствия! — приказал он и уселся рядом у стола на раздвижном матерчатом стуле.

Чтобы не показать своего волнения, она стала медленно готовиться к передаче.

— Зоя, не медлите, как промедлил я!

В скупых, сквозь зубы сказанных словах Зоя услышала, как больно сейчас капитану. Она не знала, не верила в его вину. Но раз он сам пришел к ней, значит, это очень нужно.

Зоя включилась в эфир. Это был ее мир, простой и веселый. Как шумно, как тесно в нем всегда!

Множество радиостанций расположено вдоль Великого Северного морского пути: с юга — береговые, с севера — радиостанции зимовок на островах. В этом хаосе позывных сигналов и торопливых телеграфных радио-речей она всегда быстро умела находить знакомые голоса ее корреспондентов.

А сейчас ей нужно обратиться сразу ко всем, чтобы замерли на ключах руки далеких знакомых и незнакомых друзей-радистов и чтобы все стали слушать только ее.

Ей очень надо. Но… в эфире сейчас роковая тишина. Только монотонно, тихо и неясно пульсируют две далекие, наверно чужие, станции.

И все же в эту радиотишину Зоя кинула свой тревожный призыв:

«SOS! SOS! Я шхуна «Заря»! Я шхуна «Заря»! Терплю бедствие, нуждаюсь в немедленной помощи».

Капитан на бланках радиограмм написал подробности и координаты, и Зоя передала все это в эфир.

«SOS! SOS! Я шхуна «Заря». Прием, прием…»— неслось в эфире над штормовым ветром, над бушующим морем.

Но по-прежнему тихо в эфире, отдыхают радисты. Неужто никто не услышит?

Она готова была заплакать от обиды. Еще недавно так шумно было в эфире. А вот теперь, когда нужно, когда беда, — нет никого.