Славута и окрестности

Когда минут через двадцать, застегнув тёплую куртку на все пуговицы, натянув поглубже кепку и попрощавшись с уборщиком, бармен вышел в промозглую ноябрьскую ночь, мужчина неподвижно стоял, прислонившись с подветренной стороны к афишной тумбе, недалеко от входа в бар. Глаза его были закрыты, воротник поднят. Руки без перчаток он пытался спрятать в карманы короткого пальто, но карманы были мелкими, и его крупные кисти не помещались в них даже наполовину. Было что-то тревожно-жалкое в этой фигуре, и бармен — человек не из мягких ни по натуре, ни уж тем более по роду работы — всё же подошёл к нему.

— Сэр. Вам плохо? Может вызвать скорую?

Тот очнулся, в глазах проскочил испуг:

— Нет, нет. Не надо скорую. Я в порядке. Мне бы только до дома дойти. Кружится как-то всё вокруг, — извиняющимся тоном произнёс он. — Я вот тут живу, прямо за этим углом.

Бармену ничего не оставалось, как взять мужчину под руку и, удивляясь своему порыву, довести посетителя домой. Мужчина был высок: выше крупного бармена на полголовы, но худ. Поддерживая его под локоть, бармен даже через ткань пальто чувствовал, что держится за кость, словно на ней вовсе не было плоти. Тот и вправду жил рядом. Четырёхэтажный доходный дом, с наружными пожарными лестницами: старый, пропахший, с мутными жёлтыми лампочками в грязном подъезде и, конечно, никакого лифта. На третий этаж они поднимались долго, останавливаясь на каждом этаже, чтобы мужчина передохнул. Бармен хотел оставить его у дверей квартиры, но потом решил, что, раз он уже вызвался быть сегодня добрым самаритянином, то доведёт того до кровати, а то, чего доброго, он тут в коридоре и рухнет. Кровати в крохотной студии не оказалось. Был потёртый диван, к которому бармен и подвёл мужчину. Он помог ему снять пальто, но заниматься дальнейшим ухаживанием не собирался. Да тот и не просил. Как был: в брюках, туфлях и тонком джемпере с протёртыми ещё не насквозь, но уже истончившимися до прозрачности локтями, он аккуратно, без резких движений лёг на диван.

— Спасибо, Сэр. Огромное спасибо. Мне уже лучше. Давление, наверно, скакнуло, возраст, — он попытался улыбнуться. — Посплю, и завтра всё будет в порядке. Спасибо вам.

— Давление, как же, — раздражено подумал бармен. — Ты три дня подряд выпиваешь в баре по пять, а то и по шесть порций. В твоём возрасте многовато.

Но вслух сказал другое:

— Ок. Сэр. Выздоравливайте.

Тот не ответил. Он уже спал.

Бармен собрался уйти, но его внимание привлекла стена, у которой стоял обшарпанный письменный стол. В квартире, собственно, больше ничего и не было. Диван, стол и два стула: один возле стола, а второй на крохотной кухне без дверей, как и положено в студии. Всё старое, потёртое и некомплектное: то ли подобранное на помойке, то ли купленное на гаражных распродажах. На столе стоял допотопный лаптоп и такой же принтер. Так вот стена над этим письменным столом, вся, насколько высоко мог дотянуться владелец, была заполнена фотографиями детей и подростков. Часть из них была прикреплена к стене скотчем, часть — кнопками. Это были в основном любительские фотографии, но попадались и профессиональные: фото из школьных альбомов, студийные и даже две свадебные. Все они были разных форматов, цветные и чёрно-белые, в рамках и без. Некоторые фотографии были сгруппированы и обведены прямо на стене цветными фломастерами. От некоторых шли стрелки к другим. Одна была в чёрной рамке. Трудно было понять, все ли изображённые на них дети разные или где-то повторяются одни и те же, но точно это был не один ребёнок. Там были и мальчики, и девочки. Были блондины и брюнеты. И это не были эротические фотографии. Все дети, за исключением десятка или полутора грудных младенцев, были одеты. Вместе было их не меньше полусотни. Кроме фотографий, на стене было закреплено несколько газетных вырезок и распечатки на принтере, явно взятые из каких-то социальных сетей.

Такие стены с фотографиями и вырезками бармен не раз видел в детективных сериалах. Бравые следователи находили их в логове серийного преступника, обычно ближе к последней серии, и дальше оставалось только одеть на того наручники. Бармен повернулся к спящему. Он впервые разглядывал его при ярком свете, а не в полутьме бара или темноте улицы. В раздевающем свете стосвечовой лампочки без плафона, низко висящей на пыльном шнуре, было видно, что это старик. Не пожилой мужчина, как показалось ему изначально, а худой и небритый старик.

— Немудрено, что на него так подействовали те пять, разведённых талым льдом порций, — подумал бармен, — Кто он? Старый педофил? Серийный маньяк? Вряд ли. Не повёл бы такой незнакомого человека к себе домой. Да и не похож он. Дохлый какой-то.