Славута и окрестности

Ему не было страшно. Не было даже интересно. Острое любопытство не являлось чертой его характера от рождения, а то немногое, что было заложено, притупилось с годами. Стоя за стойкой и каждый вечер выслушивая жизненные коллизии подвыпивших посетителей, он научился дистанцироваться, оброс толстой шкурой и безразлично — впрочем, кивая и поддакивая в нужных местах, — сочувствовал клиентам. Это приносило хорошие чаевые. Сейчас у него не было даже чувства опасности, которому он доверял и которое его редко подводило, но, тем не менее, не погасив свет и стараясь не шуметь, чтобы не разбудить спящего, он на цыпочках вышел из квартиры и аккуратно прикрыл за собой дверь.

3

Старик появился в баре следующим вечером — сразу как стемнело. Казалось, он жил не по часам, а по световому циклу, как животное. Он вошёл и с виноватым видом, уселся на табурет у стойки:

— Я хотел поблагодарить вас за вчерашнее: за помощь и заодно ещё раз извиниться за доставленное неудобство, — он был само раскаяние.

— Не стоит, — ответил бармен, — Всё ОК. Случается.

— Нет, нет. Со мной такое впервые и мне страшно неловко. Видимо всё же возраст сказывается, — в голосе появились жалобные нотки и бармен, почувствовав это, насторожился.

— Кстати, меня зовут Джозеф, — сказал старик. — А вас?

— Виктор, — ответил бармен, ожидая продолжения.

— Ну и замечательно, — сказал старик, — Извините, но мне казалось, что после вчерашнего будет правильно, если мы познакомимся. И… будьте любезны, Виктор, сделайте мне, пожалуйста, виски, тот же самый, со льдом.

— Послушайте, Джозеф. Это не моё дело, но я не хочу, чтобы вы снова напились у меня в баре, и мне пришлось снова отводить вас домой, — спокойно ответил Виктор, получивший вопрос, которого он и ожидал. — Мне не нужны тут лишние проблемы. Хотите напиться — сделайте это в другом месте.

— Нет, нет, что вы Виктор. Никаких проблем не будет, я обещаю. Я не буду напиваться. У вас здесь так уютно. И совсем рядом с домом.

— ОК, Джозеф. Только давайте договоримся: две порции и всё — и вы больше даже не просите. Договорились?

— Виктор! Вы человек! Конечно, да! Две и достаточно. Я посижу вон там, в углу. Почитаю газетку, а вы, как освободитесь — подходите. Поболтаем, я расскажу вам свою историю. Думаю, у вас какие-то вопросы возникли после вчерашнего посещения моих роскошных апартаментов, — он криво усмехнулся.

Бармен ничего не ответил. За годы работы он выслушал столько пьяных историй, что тратить время на ещё одну у него не было ни малейшего желания — вот если бы только не эта стена с детскими фотографиями. Она не давала ему покоя. Вчера, пока он шёл домой, у него даже мелькнула мысль позвонить в полицию, но что он мог им сказать? Что у неизвестного старика на стенке наклеены фотографии одетых детей? Это преступление? Стена требовала объяснения, и когда подошло время закрытия, он взял пепельницу, налил — теперь уже себе — хорошего виски без всякого льда и подсел за столик в углу. Курить в баре не разрешалось, но после закрытия он мог делать всё что пожелает. Старик уже дочитал всю, принесённую с собой кипу газет. Что-то в них обвёл, а какие-то куски страниц даже вырвал и, сложив стопочкой, сунул во внутренний карман пальто. Второй стакан перед ним был пуст. Для человека пьющего уже не первый день он выглядел на удивление прилично. Он был даже тщательно выбрит, но ощущение униженности и потерянности, которое он вызывал у бармена, от этого только усилилось.

Когда Виктор молча опустился на стул напротив старика, тот, словно очнувшись, сразу начал говорить:

— Я понимаю, что после вчерашнего посещения моей квартирки у вас возникли некоторые вопросы. Кстати, ещё раз хочу вас поблагодарить за вашу помощь. Уж не знаю, как бы я сам дошёл. Так вот хочу вас сразу успокоить — я не педофил и не маньяк.

Бармен сделал жест, который, видимо, должен был означать: Ну, что вы. Я так и не думал. Но ничего не сказал. Старик, впрочем, не обратил на это никакого внимания. Он продолжал говорить, уже не смотря на собеседника. Его взгляд был направлен куда-то вглубь бара за спину Виктора, и у того возникло ощущение, что старик читает свой текст с какого-то суфлёрского листа, находящегося за его спиной. Это была заготовленная речь. Джозеф явно её продумывал, репетировал и произносил многократно и вслух, и в уме.

— Я не буду вас утруждать деталями биографии: родители, рождение, детство — это всё совершенно не важно. Не имеет отношения к тому, что вас интересует. Единственное, что стоит упомянуть, что я из хорошей семьи и получил очень приличное образование. Важно другое: я очень рано — с молодости — стал задумываться о смерти. Ну и — соответственно — о бессмертии. Как можно избежать её — и достичь его.

Старик заглянул в пустой стакан, словно надеясь, что тот чудом наполнился, грустно вздохнул и развалился поудобнее на стуле.