След

Сначала-то молодые жили в Москве. Юрий с соизволения батюшки неподалёку от своей Княж-слободки на низком берегу Москвы-реки велел заложить для жены обособленну слободу. Во-первых, сам он с женитьбой не собирался менять прежнего вольного образа жизни. Ан под одной крышей с женой венчанной жить да с другими девками путаться - все ж таки грех. Во-вторых, Юрию, который и брать любил, и щедро одаривать, хотелось на нищей Москве чем-то удивить переяславку да порадовать. Авось поразвеется, а то больно грустна да пуглива боярышня, то бишь в нынешнем звании княгиня!

В лето срубили двухъярусные хоромы. Таких-то затейливых да нарядных прежде и не видали на Москве. Со многими клетями в нижнем ярусе, с повалушками, горенкой, с просторными сенями во втором; а над всем этим громождением с галерейками да переходами высится бочковатая теремная башня, в коей, как и надлежит быть, самой княгини покои. По краям крыши, крытой тёсом, малые перильца с балясинками, высокое крыльцо под епанечной[55] кровлей подпирают кувшинообразные столбы, вытесанные из цельного дуба, в оконцах стекло фряжское, а наличники у оконцев изукрашены резьбой. На каких травы вырезаны, на каких - единороги, на каких - ездецы конные… Не хоромы, а игрунька на загляденье!

Ну так по жене и хоромы! Пусть радуется…

Правда, пожить в тех хоромах Ирина не успела - в августе помер наконец-то Иван Бездетный. Юрий с отборной московской дружиной поспешил в Переяславль, пока туда не грянуЛ, как грозился, великий князь. Ну и Ирина за ним увязалась - мол, с родней повидаться. Да и понятно - одной-то ей в Москве хоть и в светлых хоромах темно было…

Переяславцы не сильно печалились о зыбком, как студень, женоподобном и слабом Иване. А Юрия заочно успели уже полюбить. И за юность, и за удаль, и за норов, и за то, что был внуком Невского, и за то, что не погнушался взять за себя их боярышню… Всяк городишко в ту пору мечтал о возвышении над прочими, ну и переяславцы не хуже иных о себе понимали. Князь бы не выдал их, а уж они своего князя не выдадут!

Встретили Юрия не как гостя, а как законного правителя - с колоколами, со всем подобающим событию почётом, с изъявлением преданности лично Юрию, но, однако же, не Москве. Мы, мол, не в сыновцы к Москве записались, мы тебя к нам позвали, дабы оградиться от воли великого князя, от коего добра никогда не знали…

Так, значит, так!

Вовремя прибыл Юрий. Потому как Андрей Александрович, узнав о смерти племянника и о том, что младший брат всё-таки осмелился заместить его своим сыном, взбеленился на Городце. Поднял владимирские полки и, надеясь управиться до осенней распутицы, двинул их на Переяславль. Да только переяславцы, воодушевлённые Юрием, как один поднялись на войну (давненько не воевали!), и Даниил Александрович в подмогу прислал московскую рать. Без битвы, одним грозным видом дали отпор Андрею.

Не тот стал! Кажется, не было более злонамеренного, дикого, мутноумного человека на всей земле, для которого, вот Уж истинно, кровь людская - водица, но и он поумерился. Не в злобе, но в силе. Душит злоба-то, а меч поднять уже силы нет. А коли силы нет, так и страха нет перед ним.

Ни с чем вернулся великий князь на Городец, а оттуда, сказывают, прямиком в Сарай полетел - у хана правды искать. Надеется, как встарь, вновь привести с собой татар, теперь уж на младшего брата. Только батюшка дал знать Юрию, чтобы тот не шибко забаивался: мол, хап нынче к Андрею неласков, хан ныне расположен к нему, Даниилу, - и про это у батюшки от самого Тохты есть верные сведения.

Что ж, так и должно быть - сильный сильного чтит. А московский князь вошёл в силу.

Ежели раньше - до Коломны, считай отошедшей к Москве, да мощного Переяславля, взявшего московскую сторону, Даниил Александрович в своём устремлении к великокняжеской власти уповал лишь на Божью помощь и время - авось сдохнет сам по себе старший брат и законным порядком решится дело, тем более нужные люди доносили из Городца, что плох великий князь, худ да зелен, и что, мол, вот-вот возьмёт его карачун, то теперь, войдя во вкус примысла, испробовав победы, а главное, почуяв силу в собственных руках, князь Данила вполне откровенно выказал свою ненависть Андрею, которую вынужден был скрывать долгие годы.

Видать, таков уж был род Александров. Как для Александра родной его брат Андрей был первым врагом, как для его сына Андрея брат Дмитрий всю жизнь был бельмом на глазу, так в свою очередь и Даниилу был ненавистен Андрей.

Так вот, если раньше Даниил Александрович готов был покорно ждать, когда грядёт его час, то теперь он поторапливал время - сама жизнь Андрея была главной помехой в достижении его цели. А потому жизнь ту следовало укоротить. Давно уж следовало, да силы не было. Теперь есть!

Русь притихла в ожидании новой братней свары, в ожидании нового кровавого передела…