Лиза почувствовала, как кровь медленно, но неотвратимо наливает алым цветом ее щеки. Он спрашивал всего лишь о заколке – а она едва вслух не произнесла, что при других обстоятельствам смогла бы его полюбить. Почему он ее раньше не остановил?! Но главное – почему не позволил закончить?
А после поняла почему.
Потому что когда тебе признаются в любви – нужно либо отвечать взаимностью, либо расстаться и никогда больше не видеться. А Алекс не мог себе позволить ни того, ни другого. Чертово наследство! Ему просто нужна удобная жена и все. Не собирается он делать ее счастливой. Лжец.
Обаятельный, умеющий говорить нужные красивые слова лжец!
Алекс теперь уж и сам был смущен. Но желание выспросить у нее все о заколке меньше от этого не стало.
– Вы ведь узнали жар-птицу, Лиза? Верно? – допытывался он. – Где вы ее видели?
– Так она еще у вас, эта жар-птица?
– Нет. Мы с Кошкиным отдали ее матери Марии Титовой. Вам знакомо это имя?
Лиза хмуро молчала и смотрела теперь на носки собственных туфель.
– Вижу, что знакомо, – сам догадался Алекс. И продолжал расспрашивать: без нажима, но так, что улизнуть от разговора не вышло бы. – И о том, что заколка принадлежала вашей матери, вы тоже солгали?
– Положим, солгала. И что? – огрызнулась Лиза. – Скажите лучше вы – эта девушка и правда мертва?
– Да. Сочувствую.
Последнее слово он произнес не совсем уверенно: видимо, не знал, стоит ли сочувствовать. А Лиза помогать не собиралась. Смотрела на носки туфель и оставалась безучастной к словам.
– Вы не хотите мне рассказать, что вас связывало с Марией Титовой?
– Не хочу.
– Однако вы обещали.
– Ну и что? Вы тоже обещали сделать меня счастливой – только ничего у вас не выйдет. Оставьте меня в покое, любезный Алекс! Можете выдать меня с головой вашему Кошкину, однако я все равно ни в чем не признаюсь! Так и передайте ему!
– В чем вы не хотите признаваться?
– Не ваше дело!
Лиза последними словам ругала себя за неумение держать язык за зубами – и уж теперь за лучшее сочла просто сбежать. Ничего более не объясняя. Да и зла она была на Алекса сверх всякой меры!
* * *
Остаток вечера прошел скомкано: не утруждая себя церемониалом, Лиза убежала наверх. Наутро же, как часто бывало прежде, раскаялась в излишне экспрессивном поведении. Начала думать, как бы уговорить Алекса не разрывать помолвку – да только к завтраку испытала что-то вроде déjà vu.
Прямо в столовую ей доставили подарочную коробку с орхидеями…
И то были не очередные фокусы матушки Алекса: к цветам прилагалась карточка, подписанная крупным изломанным почерком.
Записку Лиза перечитала трижды, и успела за это время испытать всю гамму чувств. Сперва она ухмыльнулась, порадовавшись, какой угодливый ей достался жених – прямо таки золото! Потом устыдилась. Потом уловила в словах его сарказм: оттого, что неправа была, разумеется, она, и иного толка быть не может. И пришла к выводу, что Алекс смеется над нею и издевается – не сказав притом ни единого грубого слова. Подлец, натуральный подлец!
– Любезный, дождитесь! – велела она посыльному. – Тотчас я напишу в ответ – а вы снесите записку Александру Николаевичу да передайте лично в руки. И, ежели он ответить что изволит, доставьте немедля!
Посыльный – она знала – был лакеем в доме Риттеров, оттого обернется быстро. Лиза уже сочиняла в уме язвительный, но вежливый ответ – когда слуга унял ее пыл:
– Барин-то коробку вручил, когда уходил уже. Нет его дома, к вечеру обещался быть. И ответ, стало быть, только вечером напишет.
Лиза опечалилась сию минуту…
Хоть и ненадолго. Тотчас оживленно поинтересовалась:
– Значит, барыня Софья Аркадьевна нынче в особняке одна?
– Так точно, сударыня. Изволите передать что-то?
– Да! А впрочем, нет – лучше я сама барыню навещу и все скажу на словах. Всего вам доброго, любезный!
Без приглашения являться в гости было не очень-то вежливо, но Софья Аркадьевна, помнится, только вчера ее и приглашала по-семейному. Потому Лиза наскоро собралась и через полчаса уже дожидалась будущую свекровь в гостиной Доронинского особняка.
Что удивительно – Софи была не очень-то ей рада…
– Ах, боже мой, какой ранний час, – сочла нужным заметить Софи. – В Карловых Варах, милая, к полудню я еще и не всегда просыпалась.
Софья Аркадьевна, элегантная даже в простеньком утреннем платье, была причесана волосок к волоску, набелена и нарумянена. Она устроилась на бархатных подушках и длинно, подробно отдавала горничной распоряжение насчет завтрака:
– …ровно три четверти чашечки – ни больше ни меньше! И непременно вели сперва прогреть мелко молотый кофе, а только потом лить воды да вскипятить три раза. Ровно три раза. Ты поняла меня? Повтори!
– Три четверти раза вскипятить, а потом залить мелко молотым кофе?.. – проблеяла запуганная горничная.