След бури

Где-то неподалёку раздавалось возбуждённое карканье ворон, словно большая стая расположилась в кронах деревьев. Вот несколько вспугнутых птиц поднялись в воздух лишь на несколько мгновений и снова скрылись за чёрными на фоне тускнеющего неба верхушками елей и сосен. Их приглушённый гомон всё не стихал. Хальвдан тронул бока Расенда и пустил его дальше, за поворот уходящей в сторону дороги. Воины без лишних вопросов последовали за ним.

Просека разошлась в стороны, переходя в обширную поляну.

Расенд резко остановился и заржал, пытаясь встать на дыбы, почуяв дух смерти и мучений, что пронизывал всё вокруг. Чёрные в сумерках пятна давно пролившейся крови покрывали снег, едва-едва припорошенные свежим. Среди сугробов, тоже слегка заметённые, темнели сотни тел. Трупы людей и коней, разорванных почти вклочья, застывшие, лежали целыми кучами. Вороны, что огромной стаей облепили вязы, раскинувшие в стороны кривые руки веток, пировали, расклёвывая замёрзших мертвецов. Они с недовольным карканьем поднялись в воздух, потревоженные живыми людьми, но затем снова расселись вокруг, следя за незваными гостями блестящими круглыми глазками.

Хальвдан спешился и прошёл дальше, ведя за собой испуганно зыркающего по сторонам коня. Расенд рвал узду из рук, пятился, и дай ему волю, умчался бы отсюда прочь. Словно ещё скрывалась в непроглядной чаще невидимая опасность.

Вереги негромко переговаривались позади, от неожиданности, похоже, позабыв немерский.

— Троллдрит… Хва сом скьеддэ хэ (Троллье дерьмо… Что здесь случилось?)? — сотник Вагни подошёл к Хальвдану, поражённо озираясь.

Тот остановился у одного из трупов, присел на корточки, чтобы разглядеть лучше. Кто-то из воинов поднял над его плечом факел.

— Здесь погибло Восточное ополчение.

Перед ним лежало тело совсем ещё молодого парня. Судя по более светлым, чем у тривичей, волосам — он был откуда-то с севера. Возможно, из Басег. Неподалёку от него неловко раскинулся ещё один — постарше. Их застывшие взгляды были устремлены прямо перед собой, остановившиеся вместе с сердцами. И тела остальных погибших, покрытые наледью, лежали повсюду, насколько хватало глаз. Иногда сквозь темноту можно было разглядеть лица, искажённые последними страданиями. Больше полутора тысяч воинов полегли здесь, в глуши, словно растерзали их огромные волки, коих уродиться в природе никак не может. Сотни волков. Страшные раны покрывали мертвецов. Это не походило на сражение с вельдами или работу стаи ворон — скорее, на нападение неведомых чудовищ, которые рвали на куски всех, кто попадался на пути. Вот только откуда в этих лесах взяться таким чудовищам?

И ведь никому не удалось уйти, иначе хоть один выживший рано или поздно добрался бы до Ракитки и рассказал, что случилось.

Среди потерявших человеческий вид мертвецов никого нельзя было узнать, а уж отыскать тысяцкого — и подавно. Хальвдан чувствовал, как от жуткого зрелища и горечи холодеет душа. Он медленно встал и ещё некоторое время медленно оглядывался по сторонам, прохаживаясь по тропе взад-вперёд. Разум не хотел принимать то, о чем говорило увиденное здесь побоище. И он не знал, как это объяснить сначала себе, а затем и Кириллу.

— Хва гьёр ви? (Что будем делать?) — вопросительно заглянул ему в лицо Вагни.

Хальвдан обернулся на своих воинов. Вереги стояли, понурившись, даже не глядя вокруг, чувствуя, верно, то же, что и он.

— Разворачиваемся и едем обратно. Ночлег отменяется.

Глава 8

Полночи Млада маялась от бессонницы. Поначалу усталость сморила её, как и остальных, но, когда ещё на небе не отразилось ни единого намёка на рассвет, сон прошёл. Осталось только таращиться в темноту над головой. Медведь сердито шикнул, когда Млада в очередной раз завозилась на месте.

Он, точно верный пёс, постоянно приглядывал за ней и старался находиться поблизости, но ни на единое поползновение не решался. Лишь на стоянках устраивался спать в одной с Младой палатке. Другие кмети, зная, чем обернулась их единственная ночь, принялись было снова подначивать Медведя, но, встретив ответное холодное безразличие, скоро замолкли. Он усвоил все уроки — теперь ничем не прошибёшь.

Окончательно разозлённая собственной маятой, Млада поднялась, накинула плащ и вышла. Тут же поёжилась от промозглого ночного воздуха. Минув дозорного, что лишь мельком на неё глянул, она углубилась дальше в лес по тонкой тропке, намереваясь дойти до деревни, чтобы размяться. Если на душе неспокойно, лучшего снадобья, чем прогулка, не найти: и мысли в порядок уложит, и тело взбодрит. Но силы словно в одночасье покинули Младу. Сделав всего пару десятков шагов, она остановилась и прислонилась к стволу ближайшей сосны.

Неверный свет тонкого месяца просачивался сквозь пушистую хвою. От этого всё вокруг казалось зыбким и как будто прозрачным — протянешь руку, и растает. Останется только бесконечная пустота вокруг. Лес замер, охваченный сном, как и лагерь, что светился тёплыми огнями редких костров.