След бури

Шатёр был огромен. Кажется даже больше, чем княжеский. Плотную ткань расчерчивали синие и белые полосы. На полу внахлёст раскинулись ковры. Не какие-нибудь, а вышедшие из-под рук диархавенских мастериц. В нескольких шагах от Млады горел большой очаг. Пахло травами и немного — сыростью. В глубине шатра, освещённый пламенем, в высоком резном кресле сидел Зорен, поигрывая зажатым в руке посохом. Вид жреца не выражал совершенно никакого беспокойства или страха. Он словно уже ждал, когда к нему кто-нибудь зайдёт. Разве что стол не накрыл. Его тонкие губы были растянуты в улыбке, а взгляд неспешно ощупывал Младу, как рабыню на торгу.

— Ты всё-таки пришла, — тихая фраза Зорена рассекла тишину. — Я уж перестал надеяться.

Млада не успела осознать смысл его слов, как за спиной прозвучал женский голос:

— Здравствуй, Байчёта…

Она обернулась и будто бы глянула в зеркало.

[1] Авваст (верегс.) — стой

[2] Сёдехн (верегс.) — назад

[3] Фо ейере аф Скогген (верегс.) — во имя Хозяина

[4] Ла дэн, са йег (верегс.) — оставь, я сказал

[5] Хост Скогген гикк, тиль вапп (верегс.) — против Хозяина идёшь, щенок?

[6] Коммер. Снат виль де вайерэ альт (верегс.) — Уходите. Скоро здесь будут все.

Глава 12

Тора вошла в комнату непривычно бесшумно. Могла ведь, когда хотела и когда не пыталась нарочито выказать очередное недовольство тем, как подопечная проводит время либо в унынии, либо во встречах с подозрительными, по её мнению, людьми. Тогда Тора переставала шаркать ногами по полу, громко вздыхать, а потому становилась совершенно незаметной и тихой.

Но на то должны быть особые причины. И скорей всего — нерадостные.

— Чего подкрадываешься, Тора? — Геста подняла голову от блестящих крупинок бисера, которыми украшала ворот недавно сшитого платья, чуть повернулась и краем глаза увидела застывшую за спиной служанку.

Тора молча протянула запечатанное сургучом письмо. Геста тут же узнала в оттиске герб своего отца — медведь на щите со скрещенными за косматой мордой мечами. Открывать послание совсем не хотелось. Она прекрасно знала, о чем будет спрашивать Ингвальд. В который раз.

Но чуть подержав письмо в ладони, как бы взвешивая его, Геста разломила печать и развернула тихо прошелестевший лист. Гонец не смог уберечь послание от непогоды: по краям буквы чуть расплылись, но слова всё ещё можно было прочесть.

Так и есть. В начале отец решил рассеять внимание Гесты кратким отвлечённым рассказом о делах и жизни родичей. Упомянул даже Сигнара. Тот снова отличился в последнем летнем походе на запад через море, привёз много добычи и щедро одарил ватажников. Вот ведь, проснулась в отце любовь к брату Хальвдана, когда и не нужно совсем. А раньше нос воротил. Отчитавшись о том, что Гесту волновало меньше всего, Ингвальд вплёл между ничего не значащих слов главный вопрос: когда же Кирилл, наконец, возьмет её в супруги честь по чести? Она невольно вздохнула и бросила листок на стол, так и не дочитав.

— Что там? — озабоченно спросила Тора. Геста не ответила — зачем? Будто нянька и так не знает.

Письма от отца приходили очень редко, и каждый раз он с удивительным спокойствием спрашивал о том, когда же случится свадебный обряд. Как будто бы между делом. Словно на самом деле это его не очень-то и волнует. Признаться, Геста ждала, что Ингвальд призовет Кирилла к ответу: до каких пор тот будет бесчестить его дочь. Ведь давно прошли все мыслимые и немыслимые сроки. Ждала, что он пригрозит, возмутится, приедет в Кирият в конце концов. Но, похоже, положение Гесты при князе не казалось ему таким уж унизительным. Конунг лишь изредка интересовался её жизнью, присылая весточки с далёкого Клипбьёрна. Даже не Кириллу, с которым разговаривал всегда почтительно, несмотря на разницу в возрасте, а ей. Будто бы она могла на что-то повлиять или насильно заставить князя на ней жениться.

Отец после скорой смерти матери никогда не уделял Гесте достаточно внимания. А уж после того, как один за другим погибли в набегах на запад трое её братьев, конунга больше занимали сыновья павшего в бою ярла Карскура. Его жена легла на погребальный костёр вместе с ним, и мальчишки остались сиротами. В старшем — Хальвдане — конунг и вовсе души не чаял, прочил ему судьбу нового ярла, бросал силы лучших мастеров на его тренировки и подготовку к почётному месту рядом с собой. Иногда Гесте казалось, что Ингвальд назначит Хальвдана своим наследником. Но тот неожиданно покинул Клипбьёрн по зову давнего друга — Кирилла, отказавшись от всего.