След черного волка

– Знаешь, как надумал свататься, такая тоска напала… Вроде и все хорошо, а грудь давит, хоть в петлю полезай. Всю осень проходил до Корочуна, как мешком накрытый, а там какие уж свадьбы? Наши думали, сглаз, а стали снимать – не помогает. Да и что у нас за ведуны! – Мыслята пренебрежительно махнул рукой. – Вот бабка была – это да! Хоть мертвого за ногу укусит! А без нее… Хорошо, что ты снова приехала, – доверительно шепнул ей Мыслята. – Я ведь бабку нашу с Корочуна во сне вижу. Ясно так вижу, будто тебя, и сама она молодая такая – я ее такой только в детстве застал, тридцать лет назад. Веселая, улыбается, говорит что‑то, а я будто глухой – ни слова не разберу, хоть тресни!

– Она хочет, чтобы ты женился поскорее!

– Ну, коли так, пусть подскажет, куда свататься. Поговорила бы ты с ней опять.

– Придется поговорить, – вздохнула Лютава.

Она уже поняла, что новой встречи с прежней всадницей Ветровея не избежать.

В сопровождении Мысляты она отправилась на следующий день. В прошлый раз была осень, и по дороге они с Помогайлой набрали грибов; теперь лес был еще почти голым, чернел отсыревший валежник. На высоких местах, чуть подсохших, молодая трава уже пробивалась через палую листву, в низинах еще лежал сероватый жесткий снег. Лес был полон влаги, ноги быстро промокли, и не раз Мысляте приходилось прихваченным из дому топором рубить ветки и жерди, чтобы замостить особо топкие места – иначе не пройти. И все же сейчас лес казался богаче: он словно прятал какую‑то восхитительную тайну и обещал открыть ее, если зайдешь еще чуть подальше.

В таких случаях говорят: «леший манит». Лютава смотрела на это по‑другому: лес – естественное пограничье Яви и Нави, и близость ее начинает чувствовать всякий, едва войдет сюда. И особенно сейчас, когда оттаявшие после зимы чуры собираются навестить потомков.

Покинутая избушка ждала на прежнем месте, слегка скособоченная.

– Ты про избу не забывай, – сказала Лютава, повернувшись к Мысляте. – Присматривай, подновляй, чтобы не рухнула. Она пригодится еще.

– Кому ж пригодится? – настороженно спросил тот.

Лютава глубоко вздохнула. Люди не любят новостей вроде той, что она собиралась ему сообщить, но что поделать?

– Дочери твоей. Через несколько лет на Корочун родится у тебя дочь, и ты назовешь ее Лесавой. Понял, в чем дело?

– Вот это… Это что же… – Мыслята взялся за бороду, потом вытаращил глаза. – Это будет… она?

– Да. Потому она и велит тебе жениться скорее, чтобы через тебя вновь в белый свет ей выйти. Но ты не грусти: она будет третьей после двоих сыновей.

– Это иное дело! – Мыслята и правда повеселел. Сыновей у него уже было четверо, из них один сам женатый, но разве помощников бывает слишком много? – Но она что же… непременно в лес уйдет потом?

Он нахмурился. Все знают, для чего роду нужны волхвы: передавать волю предков и поддерживать связь поколений. Без них нельзя, это все понимают, но никто не радуется, когда сын или дочь оказываются призваны к этому делу. Никто не любит, когда дитя начинает служить роду во всем его протяжении от давно умерших к еще не пришедшим, для чего приходится повернуться к родителям и братьям в лучшем случае боком.

На лице старейшины уже отражалась работа мысли: как бы этого избежать? Может, замуж будущую дочь отдать поскорее? Пусть хоть детей родит и вырастит, а потом как знает…

– Не ведаю я, – ответила Лютава. – Но она, как только в возраст войдет, получит назад своих прежних духов. А духи у нее – редкостной силы. Не знаю, в роду она захочет жить или как, но избу я бы на твоем месте не запускала.

– А где сейчас эти духи?

Лютава постучала по берестяному коробку у себя на поясе. Там лежали, завернутые в тряпочку, три бабкиных кудеса: свитая в шнур прядь конского волоса, огромный медвежий клык и вырезанное из дерева грубое подобие лягушки.

– Когда будет ей двенадцать лет, пришли ее ко мне. Я ее обучу всему, что требуется, и кудесы передам, когда будет она в силах с ними управляться. Смотри, не удерживай ее. С тем, чему научится, она великую пользу роду и всей волости приносить сможет.

Пока не стоило рассказывать, что будущая юная чародейка станет расти в одном доме с сыном самого Огненного Змея…

Вздохнув, Мыслята толкнул разбухшую за зиму дверь избы. Внутри после зимы ощущалась сырость и затхлость: ведь здесь не топили.

– Растопить тебе печь? – спросил старейшина.

– Не надо. Мне здесь не ночевать.

Расспросив и убедившись, что она помнит обратную дорогу, Мыслята ушел. Лютава смотрела ему вслед, пока спина в серой суконной свите не исчезла среди деревьев. Мысляте она сказала . Поведать примерно то же самое Бранемеру дешнянскому у нее так и не хватило духу. Со своими плохими вестями она еще успеет – впереди целых двенадцать лет.