След черного волка

Лютомер привстал и повернулся к девушке. Дивина не могла увидеть, какая перемена в нем свершилась, лишь смутно ощущала, что с ней говорит уже совсем иное существо. Даже шутит, ест пирог, предназначенный в жертву волкам – на выкуп скота. Откуда они взялись, эти волки, – это уже вились вокруг него духи‑спутники, которых сила Велеса сделала зримыми даже для простого человеческого глаза.

А он с трудом мог дождаться той встречи, ради которой пришел сюда. Ни один жених перед свадебной ночью не чувствует такого; даже яростная весенняя жажда Перуна не более этой тоски Велеса, который всегда лишь обнимает спящую богиню, но не может добиться от нее ответной любви. И вот наконец она пришла, эта ответная любовь. В первый раз со времен создания мира? Или нет? Но неподвижно только мертвое, а все, что живо во вселенной, должно обновляться.

– Приди ко мне… – шептал он, обнимая ту девушку, что оказалась рядом с ним на этом лугу, и видя в ней всех бесчисленных дев, что рождались в земном мире и расцветали по весне человеческой жизни.

И голос его мягким шепотом отдавался между землей и небом, докатываясь до верхних слоев вышины и до темнейших глубин подземелья. Он обнимал весь мир, призывая ее оттуда, где она была, – невеста Бога Мертвых, новая жизнь.

Не грянул гром, по‑прежнему был ясный тихий день. Но между берез появилась она – девушка, белая, как лебедь, золотая, как солнце, и цветки молодильника цвели в ее распущенных волосах.

Ее красота поражала, как удар ножом в самое сердце. Каждая из юных дев человеческих несет на себе отсвет ее красоты, а Младина была лучшим, что есть в них во всех. Ее тело светилось сквозь сорочку, сотканную из белизны облаков, а среди травы под ногами стремительно вытягивались стебельки ландыша и одевались белыми жемчужинами. Свежий, тревожный в своей прелести цветочный дух растекался волнами, кружил голову, теснил дыхание.

Но прекраснее всего были ее глаза – зеленые, как трава, устремленные на Лютомера с беспредельным обожанием. Оставайся он сейчас лишь собой – сила этой любви могла бы убить. В ее глазах сиял сам исток того могучего влечения, что даже самых благоразумных дев толкает в объятия едва знакомых удальцов, которых награждает в девичьих глазах всеми достоинствами солнечного бога. Она и боялась его, и тянулась к нему, и не могла ничего изменить – ибо ни в ком так ярко не проявляется заведенный богами порядок возрождения через смерть, как в ней. Дева Будущего жестока, но она же смелее всех на свете отважных воинов: ведь она первой идет и несет на себе свет в ту тьму впереди, где до нее не был еще никто – ни человек, ни дух, ни бог.

Лютомер встал и шагнул к Младине. Единственный шаг перенес его за леса и озера, блестящие лужицами на зеленом ковре далеко внизу: он стал так велик, что вся вселенная едва вмещала его мощь. Сам Велес через тело своего сына вышел в светлый мир Яви, а Лютомер, наполненный духом своего божественного отца, стал вровень с Девой Будущего.

– Взгляни же на меня, Дева, – низким, глубоким, как тьма, голосом позвал он. – Сколько раз я устилал для тебя цветами ложе, но ты спала и не видела их. Сколько раз я целовал твои закрытые очи, но не мог пробудить к жизни. Теперь ты моя, и взор твой – солнце подземья.

Голос его был будто факел, раздвигающий тьму и манящий к себе из‑под воды; волны света вокруг колебались, раскрывая ворота Нави. Шаг за шагом Лютомер приближался к Деве, одолевая слои бытия, которые никогда прежде не были доступны ни человеку, ни богу, но раскрылись ему, сумевшему на это мгновение слить себя и бога воедино.

– Держу я венок твой, – он вынул из‑за пазухи кольцо цветочных стеблей, будто маленькое солнце, – что дала мне, и как половинкам его не бывать больше вместе, так и тебе не покинуть больше меня…

И резко рванул венок на две стороны. Дева вскрикнула, взмахнула руками, будто пойманная лебедь, но не улетела. Приоткрыв рот, в ужасе она смотрела, как обрывки венка тают в руках Властелина, и вместе с ними – ее прежняя воля и сила.

– Теперь ты моя…

Он простер к ней руки, и Младина сделала шаг в его объятия. Сейчас она была так же беспомощна, как всякий смертный, которого поток времени несет в объятия будущего, хочет он того или нет. И так же, как сама она внушала другим, неодолимый голос сейчас шептал ей: не бойся, главное – любить и повиноваться любви, все прочее – неважно. Важен только этот миг…

Велес взял в ладони ее лицо и наклонился к нему. Кольцом ночного солнца коснулся ее лба. Впервые в своей бесконечной жизни он видел эти глаза открытыми и устремленными прямо на него. Вот он притронулся губами к ее губам; они безвольно раскрылись, и словно солнце вспыхнуло между их сомкнутыми телами, одетыми в белый свет неба и темный свет подземья.