След черной рыбы

— Кому вы, извините, мораль читаете? — Вошел в разговор Амиров. — На него самого было заведено уголовное дело в Узбекистане… Отпустили — не удалось доказать! Восстановили в органах. Он снова за старое… Вся страна перестраивается. Идет ломка прежней административной системы… А он ничего не понял… И такую же команду себе подобрал. Силов — прожженный авантюрист, на котором пробы негде ставить, и наши необстрелянные, вроде Орезова…

— Только не надо вешать ярлыки, Амиров! — громко прервал его Митрохин. — дай ему сказать! Многие наши ошибки от того, что мы до конца людей не выслушиваем. Человек только начал говорить. А мы сразу затыкаем ему рот… Вернемся к делу, — обернулся он к Туре. — Смерть молодого парня, воина-интернационалиста, в мирное время, не на фронте, не в Афганистане, потрясла всех!. Я лично выступил в республиканской газете… Поддержал общественность. А теперь? Что мы ей скажем? «Ошиблись. Извините! Милиция взяла не того! Прокурор наш… — Митрохин, не глядя, ткнул в Довиденко, — тот сидел, не поднимая головы, — дурак! Не разобрался! Судьи : — безголовые! Не того осудили!..»

Тура посмотрел на стоявший перед ним стакан — он хотел пить и в то же время именно теперь нельзя было ни в коем случае отвлечься: Митрохин был опытный демагог и трудно было сказать, куда он гнет.

На всякий случай Тура четко определил главную линию всего последующего:

— Давать задний ход все равно придется. Телеграммы в Москве. От этого никуда не денешься…

Молчавший до этого прокурор области сказал странно:

— Ну, знаешь ли… В Москве они или нет — разбираться все равно придется здесь…

— О чем ты? — спросил Тура и вдруг догадался: — Телеграммы — что? Не ушли?!

Тура поднялся, посмотрел на графин — он просто умирал от жажды.

— Видишь ли… — объяснил Митрохин. — Довиденко попридержал их. Он решил, что ты все-таки обязан посоветоваться. Показать бюро обкома… — Митрохин вынул бумаги из папки, которая лежала перед ним. — Вот они…

Это были телеграммы.

Довиденко и Амиров молча следили за Саматовым.

Тура поднял стакан и долгим неудержимым швырком выплеснул содержимое им в лица. У него было такое чувство, словно он окропил их кровью невинно казненного.

Довиденко и Амиров мгновенно вскочили, готовые броситься на Туру.

Митрохин с силой ударил кулаком по столу:

— Прекратите немедленно! Забыли, где находитесь? С делом Кулиева надо детально разобраться! Сегодня же…

Умар Кулиев находился в камере смертников, вход в нее находился внутри решетчатой металлической клетки, которая тоже запиралась на ключ, как и сама камера.

В камере стояла двухъярусная «шконка», стол и стул.

Услышав звук открываемого замка, Кулиев обернулся. У двери стояли два контролера. Теперь за ним всегда приходили по двое.

Один из контролеров был постоянный, Кулиев его часто видел — он не вызвал его внимания; второй, новый — высокий, поджарый, явно офицер. Кулиев его внимательно оглядел.

Майор Смирнов — а это был он — ничем не выдал себя, он невозмутимо отнесся к интересу, проявленному к нему смертником.

— На выход без вещей… — объявил первый контролер. Он же защелкнул на руках Кулиева наручники.

Втроем они вышли из металлической клетки у камеры, направились в глубь тюремного лабиринта.

У одной из дверей Кулиев и его эскорт остановились. Контролер постучал, затем открыл дверь.

Внутри находилась небольшая камера, в углу которой за металлической решеткой стояла скамья для узника.

Конвой завел Кулиева в предназначенную для смертника клетку, и в тот же момент дверь в камеру снова открылась, впустив нескольких людей: представителей прокуратуры, органов внутренних дел, «общественности» и врача.

— Встать! — скомандовал контролер. Кулиев поднялся. Он все понял.

Эти люди должны были сейчас объявить — суждено ли ему и дальше топтать эту неплодородную, но такую теплую, ласковую землю, слышать с грохотом сотрясающий берег морской прибой, видеть вздымающуюся над волнами коричнево-желтую пену, смотреться в тускло мерцающие ртутные зеркала соляных озер.

Чтение Книги Судеб не заняло и двух минут.

Представитель прокуратуры удостоверился:

— Кулиев?

Ум ар назвал себя.

— Статья…

Умар Кулиев уже знал свою судьбу. Ходатайство о помиловании было отклонено… Раньше, чем ему объявили постановление, он закричал; это был крик раненого зверя:

— Я не виновен!

Конвоиры уже вели его к двери. К ним присоединилось еще трое здоровенных конвоиров, которые крепко взяли Кулиева под руки.

Майор Смирнов шел теперь чуть сбоку.

Они спускались по лестнице. Сверху и по бокам их окружали решетки.

«Я не виновен…»

Лестница становилась все круче. Звуки тюрьмы сюда уже не проникали.

«Я не убивал…» — отдавалось от стен.

Перед ним открылась дверь камеры. Кулиев вошел в нее.

Камера была обычная — со столом, со шконкой…

Конвоиры — за исключением майора Смирнова — за ним не последовали.

Смирнов остановился в нескольких шагах от двери, в руке у него был пистолет; смертника и палача отделяли несколько метров.

Смирнов прицелился, плавно нажал спусковой крючок…