След души

Вот привезли новенькую с психозом, она несет какой-то бред про окна, океан и телефон, про то, что нужно закрыть дверь, и про то, что за ней следят. За три дня моего пребывания здесь я выслушала столько рассказов о страшных болезнях, несчастной любви и несостоявшихся отношениях, что начинаю осознавать – а все не так уж и плохо. Хочется, чтобы у кого-то было хуже, чем у тебя, хочется верить, что тебе не принесут очередную дозу успокоительного, или что ты не уснешь в бреду. Эта новенькая заняла последнюю, седьмую койку. Она тихо вошла, отрешенным взглядом окинула помещение, легла на кровать, свернулась калачиком и начала что-то бормотать. Она сжалась в комок, как могла, изо всех сил, но все равно потом начала раскачиваться и стонать все громче и громче. На ее крик быстро среагировали санитары, а медсестра ввела ей нейролептики.

Я старалась как-то абстрагироваться от всей этой ситуации, старалась думать, что я здесь ненадолго и что скоро меня выпишут, но обстановка периодически возвращала меня в этот кошмар. Постройка 60-х годов, ремонт 80-х, крики в коридорах и медсестры в старых советских халатах – все говорило о том, что, если даже ты сюда нормальный попал, нормальным ты вряд ли выйдешь. Мысли перескакивали с одного на другое, и я начала размышлять о нормальности. Представьте, что вы идете по улице, видите человека, который громко смеется и одет, как клоун, сбежавший из цирка. Он плюет на мимо проходящих людей и несет в руке пакет с мусором, и вы, естественно, считаете его сумасшедшим. А теперь задайте себе вопрос: «А нормальный ли я, или я просто знаю, что такое норма и стараюсь ей соответствовать?» У меня нет ответа на этот вопрос и никогда не было.

Казавшиеся безумными вещи становились моей реальностью. В палате было влажно и пахло протухшей едой, которая осталась от выписавшихся больных. По коридору старался никто не ходить, потому что в соседнем здании Центра шел ремонт. В одиночные боксы изредка пробегали два крепких парня, чтобы держать «буйных». Муха…

– Убейте эту долбанную муху! – крикнула я.

В коридоре кто-то перешептывался. Я услышала топот. Снова его накрыло.

– Это из-за меня он здесь! – крикнула я.

В отделение для «особо буйных», как его называли, посетителей не пускали. Человек в одноместной. Крепкий парень, с психикой все в порядке, генетика отличная. В тридцать один год он получил первую военную пенсию, чему был несказанно рад. В тридцать два в горячей точке он руководил военной операцией, естественно, секретной. Потом долго работал под прикрытием, ну не хотели его отправлять на заслуженный отдых, и именно тогда мозги слегка и поехали. Два года пьянства, его снова вернули в стройные ряды армии. В итоге на очередном банкете после девятой стопки водки язык его развязался, ему вызвали бригаду врачей, и через час он уже лежал в психиатрической клинике с непроизносимым диагнозом. Он пролечился, немножко очухался и снова принялся за алкоголь. Ему прописали групповую терапию, которую вела я. Борцов А. А., теперь я лежала с ним в соседних палатах. Я знала, что такой образ жизни ни к чему хорошему не приводит. Он еще долго продержался. Борцова держали на нейролептиках, как и меня.

– Депрессия, – вдруг я услышала от худощавой женщины лет сорока с соседней койки.

– Вы мне? – повернулась я к ней.

– У меня депрессия… – ответила она.

– Понятно, – покивала я.

– А у тебя что? – посмотрела я на девушку с перевязанными венами напротив. Она отвернулась к стене и уставилась в одну точку.

– Она и ее парень решили покончить с собой, родители их нашли, ее откачали, его – нет, – шепотом ответила соседка с депрессией. – Маниакально-депрессивный психоз или, если мягко, – биполярное аффективное расстройство…

– Ты врач? – спросила я.

– Нет, отец врач, – сказала девушка.

– У меня тоже, кардиохирург.

– А у меня психиатр. Вера, – и девушка протянула руку с исколотыми венами.

– Кира, – улыбнулась я, но руку не подала.

– ВИЧ, – иронично улыбнулась Вера. – Стой, ты Кира Кравцова? Надо было догадаться по кольцу. Оно на всех обложках светилось. Тебя не видно было, а кольцо видно.

– Ага, – хмыкнула я и убрала руки под одеяло.

– Кто бы мог подумать. А че ты здесь? Ты ж платье свадебное должна выбирать? – удивилась она.

– А ты чего?

Вера не ответила. Мы обе замолчали.

Я стала приходить в себя. «Сюда меня привезли из какого-то бара, вроде из «Конторы». Я что-то заказала, что-то созвучное с «катманду» или «баланду», не могу вспомнить. От этого коктейля меня и вырубило. А потом уже палата. Почему так произошло? Я никогда не напиваюсь до такой степени, чтобы у меня начался психоз. Меня скоро должны перевести в одноместную, – подумала я, – наверное, отец уже позвонил и оправдывается перед главврачом».

– Кравцова, тебя переводят в одноместную, – сказала полноватая медсестра.

«Кравцов», – подумала я и, честно говоря, была этому рада. Надоели эти сумасшедшие и наркоманы. Сейчас мне нужно будет пойти к психотерапевту. Я сама попросилась. Так, наверное, будет лучше. Я надела больничные тапки, накинула халат и вышла в коридор.