След кайова

— Кого?

— Пекари — диких свиней.

— Дядя рассказывал, что вы были в плену у апачей? — с интересом спросила девушка.

— Да, сударыня. Почти три года.

Постепенно я стал осознавать, что по письмам мистера Сазертона они знали обо мне очень многое: то, как индейцы убили моих родителей, о моем плене и уроках, которые их сын давал мне в свободное время.

Вечером, когда мы остались наедине, сэр Ричард спросил:

— Те люди, которые убили моего сына… Они, кажется, работали у него?

— Да, сэр. Они считали его охотником за испанскими сокровищами… В стране Биг-Бэнд существует поверие о испанских сокровищах. Вернувшись из Нового Орлеана и потратив некоторое количество золота, он окончательно рассеял их сомнения, и они выследили его. Он был уже мертв, когда я вернулся на ранчо.

— Понимаю. А бандиты, которые его убили? Они наказаны по закону?

— По закону? Западнее Пекоса нет другого закона, кроме закона ветра и тропы команчей. Но они наказаны, сэр. По крайней мере двое из них. Только одному удалось избежать возмездия.

Два года я посещал школу в Англии, и мне пришлось нелегко, поскольку недоставало подготовки и привычки заниматься. У меня не было основ, но я не сдавался и понемногу овладевал знаниями. Каждые каникулы я проводил в семье Сазертонов, но мыслями улетал на свой родной Дикий Запад.

Ночью я часто просыпался и тихо лежал на кровати, вновь ощущая запах полыни. Мне страстно хотелось почувствовать на лице холодный горный ветер, бешено несущийся по неровному склону холма. В своем воображении я любовался силуэтом девятимильной горной гряды на горизонте, залитыми солнцем склонами Хизона и лиловым блеском Карменса, возвышающегося на другом берегу реки в Мексике.

Иногда, во время занятий, я откладывал книги и подолгу смотрел в окно, вспоминая, как однажды ехал верхом через Трудный перевал к Рождественскому ручью или разбивал лагерь в Солитарио.

С самого начала учебы в школе у меня появилось несколько друзей. Один из них, Лоренц Уикс, мой ровесник, хотя и выглядел моложе. Он приехал из Индии. Его отец служил офицером в Британском гарнизоне, дислоцированном на северо-западной границе. Разговорившись, мы нашли много общего.

Он был со мной в тот день, когда я подрался.

Большинство мальчиков держались вежливо, но общительностью не отличались. Мне трудно было найти с ними общий язык. Наши интересы и познания не совпадали. Они вели разговоры, которые совсем меня не занимали, а когда я неосмотрительно предавался воспоминаниям о прошлом, через некоторое время замечал, что товарищи смотрят на меня с откровенным недоверием.

Фелиция рассказала одному мальчику, что я был в плену у апачей, и вскоре история облетела всю школу. С нами учился парень по имени Эндикот. Высокий детина фунтов по крайней мере на двадцать тяжелее меня. Все считали его хорошим футболистом и боксером. Несколько раз он делал пренебрежительные замечания в мой адрес в моем присутствии.

— Тебе придется драться с ним, — предупредил меня Уикс. — Они говорят, что ты испугался.

— Не хочу, Лари. Его отец дружит с сэром Ричардом. А я могу покалечить его.

— Покалечить его?

— Это совсем другое дело, Лари. Он боксер, а я ничего не смыслю в боксе, но мне приходилось много драться за свою жизнь: с детьми апачей, с ковбоями… со взрослыми мужчинами.

— Они не верят ни одному твоему слову.

И вот однажды, в присутствии остальных, Эндикот назвал меня лжецом. Не успел я открыть рот, как ни с того ни с сего, без предупреждения, он ударил меня.

Смею вас заверить, удар был неплохой. Он, без сомнения, рассчитывал покончить со мной сразу, но он дрался только со своими сверстниками в школе. На Западе парнишка в четырнадцать — шестнадцать лет выполняет работу взрослого мужчины, ходит по тем же маршрутам и, когда ему приходится драться, дерется как взрослый.

Его удар не сбил меня с ног. Он пришелся по скуле, и то, что я сохранил равновесие, изумило Эндикота.

Потом мы подрались.

Он хорошо боксировал, но это ничуть не помогало ему, поскольку в свои удары я вкладывал всю ярость негодования, захватившую меня полностью. Он ударил меня снова, но я не уклонился и парировал удар. Я весь кипел и завелся не на шутку. Мой первый удар не достиг цели, но второй пришелся по ребрам, и его нижняя челюсть вяло подалась вниз.

Он был довольно рыхлым: в неплохой для его возраста и страны форме, но ему не хватало стальной крепости мышц, которую дает только непомерный физический труд в пустыне или степи. Думаю, учились в школе ребята и покрепче его, но рост и боксерские навыки внушали всем благоговейный страх.

Разгадав его атаку слева и превосходя в скорости удара, я наотмашь врезал ему обеими руками. Затем, сделав шаг назад, ударил по лицу и сломал нос, но не остановился и еще двумя ударами повалил его на пол.

Драка продолжалась не более двух минут, но я бы горько разочаровался, если бы надеялся обрести их дружбу таким способом. То, что я услышал позже, меня остановило, я сражался не как джентльмен! Я был слишком груб. Что же касается меня, я не умел по-другому — только до победы.

На следующий день меня выгнали из школы.