— Почему вы задаете подобный вопрос?
— Это… это объяснило бы ваше нежелание говорить о своем детстве.
Мадлен взглянула на часы. Следует прекратить это немедленно, пока она не зашла слишком далеко!
Рэчел глубоко вдохнула и с силой выдохнула.
— Да, я задавалась этим вопросом. Возможно, вы правы.
Мадлен не сводила с нее глаз.
— Вас удочерили?
— Возможно. Мои детские воспоминания начинаются с пятилетнего возраста.
— Правда?
Мадлен чувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Сердце учащенно забилось, ее бросило в жар, щеки вспыхнули. Стоит ли что-то говорить? Да, стоит, она просто обязана это сказать! Но тут же она поняла, что ее решение продиктовано стремлением принять желаемое за действительное. Она подумала о риске слишком импульсивного поведения, о том, насколько губительной может оказаться истина, особенно для ранимого пациента.
— Можете привести другие причины? Обычно родители о таком рассказывают детям. Я имею в виду, что они не родные.
Рэчел вздернула подбородок, мгновение смотрела на Мадлен, потом засмеялась.
— Мадлен, вы пытаетесь нащупать то, чего нет. Меня никто не удочерял. Я не подвергалась сексуальному насилию. Меня не запугивали в школе. Разумеется, детство — это кошмар, когда тебя ставят на горох. Я ненавидела кашу. Боже, вот вам и душевная травма!
— Вы только что сказали, что ваши воспоминания начинаются с пятилетнего возраста.
— Ради бога, я просто пошутила! — вздохнула Рэчел. — В любом случае, какая разница? Я слетела с катушек, когда умерла мама, но я была всего лишь подростком. Я убежала. Стала употреблять наркотики. Резала руки. Тырила вещи в магазинах. А потом в угоду парню, в которого была влюблена, стала трахаться с незнакомцами за деньги. Может, я бы и так до этого докатилась. Натура у меня такая, вот в чем дело. Типичный правонарушитель.
Мадлен слушала краем уха и внимательно изучала Рэчел. Высокая, худощавая, с изящными руками, ноги длинные, прямо посреди лба — глубокая морщина… Это все ее черты! И день рождения… Родилась в Бате… Не слишком ли много совпадений?
— Посмотрите на часы, — заметила Рэчел, прервав поток ее размышлений. — Мне пора.
— Подождите. У нас осталось десять минут.
— А какой смысл? Вы витаете где-то далеко.
Мадлен заколебалась.
— Прошу прощения. Я… неважно себя чувствую. Послушайте, я не буду брать деньги за этот сеанс. Вы сможете прийти завтра? — Она взяла записную книжку и сделала вид, что ищет свободное время.
Рэчел удивленно приподняла бровь.
— Я считала, что у вас все забито. Вы не сможете принять меня на следующей неделе?
— Я смогу принять вас завтра во время обеда. Договорились? Скажем, в час дня.
Слушая себя, Мадлен понимала, что предложение звучит довольно странно, но завтра, если уж на то пошло, она будет знать, что сказать и что сделать. Она отложила ежедневник и взглянула на Рэчел, охваченная надеждой и страхом от этих невероятных совпадений (хотя надежда и была слабой). Эта враждебно настроенная, возмущенная, избитая, но не сломленная женщина может оказаться ее плотью и кровью. Внезапно охватившее ее предвидение чуда сменилось паническим страхом.
— Я предупрежу Сильвию, — запинаясь, сказала она.
Рэчел долго смотрела на нее, потом взяла со столика очки и надела их.
— Хорошо, если вы настаиваете. — Она встала, расправляя на бедрах обтягивающие джинсы. — Эта стерва не удержалась от комментариев по поводу моего лица, не могла себя перебороть. Вы бы ее предупредили, чтобы она не лезла в чужие дела.
— Вы правы. Я ей скажу. — Мадлен взяла себя в руки, встала и произнесла единственные слова, которые пришли в голову: — Я рада, что сегодня вы были такой откровенной.
— Да, но я не очень понимаю, куда это нас заведет. Все это.
— Берегите себя, — сказала Мадлен и распахнула дверь. — Я имею в виду, будьте осторожнее. До завтра!
Рэчел на мгновение замешкалась и нахмурилась, но сквозь темные стекла очков невозможно было разглядеть, каким взглядом она одарила Мадлен. Недоуменным, подозрительным, а может, рассеянным или равнодушным? Она отвернулась, каблуки ее сапог решительно застучали по полу. В руке она уже держала пачку сигарет и зажигалку. Мадлен наблюдала, как Рэчел удаляется по коридору: высокая женщина с узкими бедрами, длинными ногами, копной темно-рыжих полос и широкими, дерзко расправленными плечами.
— Кто ты? — прошептала Мадлен.
Когда Рэчел ушла, она, с облегчением вздохнув, опустилась в кресло: пришло время выпить чашечку кофе. Ее мозг оцепенел, тело словно окостенело. Однако что-то все же происходило у нее внутри. Что-то, давно превратившееся в лед, начало таять. Ее мир дал трещину. Но она была не в том состоянии, чтобы анализировать катаклизмы внутри себя самой.
Она представила лицо Форреста.
— Мне страшно, — прошептала она. — Форрест? Ты меня слышишь?