— Так, что тут у нас?.. — проговорил Бошелен, доставая из мешка содержимое. — Ржаволист. Дурханг в виде сухих листьев и мягких шариков. Белый нектар — и где только, во имя Худа, Риз его нашел? Мак-утурль… гм… целый набор средств, вызывающих ступор с целью успокоить чересчур расшатанные нервы. Я и понятия не имел, что мой флегматичный слуга страдал чем-то подобным. А вот и вино. И еще персиковая настойка, грушевая настойка… а это китовая сперма — во имя Королевы Грез, что он с ней делает? Не важно, каждый из нас своего рода загадка, настоящее чудо. Уверен, милейший Риз не обидится, если мы кое-что позаимствуем из его обширных запасов, — угощайтесь вволю. Я лично попробую вот этого фаларского вина…
Сторкуль Очист уставилась на бескрайнюю россыпь запретных веществ, и с губ ее сорвался еле слышный стон.
За главным входом простиралась длинная широкая колоннада, по обе стороны которой стояли вертикально трупы в гробах со стеклянными крышками. Мутное пузырчатое стекло, увы, не могло скрыть обитателей гробов. Множество невидящих высохших глаз, казалось, следило из-за узких мраморных колонн за тем, как Эмансипор Риз и Инветт Отврат шли по широкому проходу. В дальнем его конце ждали двустворчатые двери.
— Мертвецы во здравии, — сказал паладин Чистоты, на одну руку которого продолжал, чуть ли не повиснув на нем, опираться слуга Бошелена. — Как вы можете видеть, они все здоровы. Чисты душой и телом. Блистательное свидетельство награды, каковую приносит жизнь, не запятнанная дурными соблазнами, которые когда-то являлись сущим проклятием нашего народа.
— А почему у них всех такие гримасы на лицах? — спросил Эмансипор.
— Почти всех смертных приводят в лоно Госпожи недомогания кишечника.
— Смерть от запора?
— От усердного стремления к здравию. Многие горожане в избытке едят траву.
— Неужели траву?
— Вы что, не помните? Хотя откуда вам помнить? Вы же стали святым еще во времена Некротуса Ничтожного. Трава — прекрасный заменитель мяса. Наши лекари вскрывали самые разные трупы: раньше они часто обнаруживали в желудках куски мяса, остававшиеся непереваренными на протяжении многих лет. Воистину ужасающе. Теперь, естественно, они находят там спутанную в клубки траву, что, как вы понимаете, куда менее неприятно — в конце концов, коровы от этого дохнут постоянно.
— А теперь — и коровы, и горожане.
— Вы бы удивились, Первый Святой, насколько велико сходство между ними. — (Подняв взгляд, Эмансипор увидел на раскрасневшемся лице паладина нечто вроде мрачного удовлетворения.) — Взгляните внимательнее на труп этой женщины… — (Они остановились перед одним из гробов.) — Видите, насколько чиста ее бледная кожа? Обратите внимание, как блестят отросшие волосы. Это, друг мой, знак красоты, памятник превосходному здравию.
— Полностью с вами согласен, — проговорил Эмансипор, зачарованно глядя на искаженное в мучительной гримасе лицо несчастной женщины за голубовато-зеленым стеклом. — Полагаю, родственники покойной крайне гордятся тем, что она находится здесь, во дворце.
— О нет, — ответил Инветт Отврат. — Ни в малейшей степени. После ее смерти их всех до единого поразило безумие. Нисколько не солгу, если скажу, что, жаждая мяса, они обглодали бо`льшую часть ее левой ноги — да, той самой, забинтованной. Так что вся остальная родня усопшей окажется на пиках.
Эмансипор в ужасе уставился на паладина:
— Но что могло вынудить любящих родственников так поступить?
— Моральная слабость, Первый Святой. Эта зараза постоянно готова распространиться на всех горожан, и на рыцарях Здравия лежит величайшая ответственность — искоренять сию слабость и подвешивать ее носителей высоко на стенах. И могу вам сказать, что сегодня у нас не меньше работы, чем год тому назад, а может, даже и больше.
— Неудивительно, что на улицах так мало людей.
— Наша работа требует усердия, Первый Святой. Но мы стараемся.
Они двинулись дальше по похожему на пещеру залу.
— Но вряд ли это относится к той… даме, которая первая меня заметила, — сказал Эмансипор.
— Сторкуль Очист? Я уже давно за ней слежу. Вы знали, что раньше она была проституткой? До введения Королевских запретов. Падшая женщина, преисполненная самых отвратительных пороков, опасная соблазнительница, угроза цивилизации — она столь внезапно полностью изменилась, что у меня тут же возникли подозрения. Мы с вами верно поступили, обнажив ее низменную суть. Сегодня же вечером Сторкуль Очист предстанет перед судом.
Эмансипор вздрогнул от нахлынувших на него угрызений совести:
— Нельзя ли дать ей еще один шанс, паладин?
— Вы воистину святой, если выказываете подобные чувства. Отвечаю: нет, нельзя. Само понятие прегрешений было придумано для того, чтобы освободить смертных от ответственности. Мы способны стать совершенными, и пример истинного совершенства вы сейчас видите перед собой.
— Вы достигли совершенства, паладин?
— Да, достиг. Я совершенен. И оспаривать эту истину — значит признаться в собственном несовершенстве.