След крови. Шесть историй о Бошелене и Корбале Броше

— Что, Ордиг в брюхе взбунтовался? — предположил Борз Нервен и расхохотался, будто гиена в логове, вытирая жирные руки.

Стек Маринд что-то проворчал и, хромая, побрел прочь, бросив через плечо:

— Просто подозрительно, только и всего. В смысле, до странности подозрительно. Воистину дьявольские замыслы и ужасающее высокомерие. Мне нужно подумать… — С этими словами он скрылся во тьме.

Тульгорд Виз нахмурился:

— Похоже, у него ум за разум зашел. Вот что бывает, когда живешь в лесах среди кротов и жуков-короедов. Ладно, Блик, придется тебе взять на себя тяжкое бремя, чтобы исполнить желание госпожи. Расскажи нам еще про тех рыцарей.

— Всего их пятеро, — ответил я, — хотя одного можно счесть старшим в силу его опыта и знаний. Они поклялись казнить преступников, и преступление в данном случае состояло в нецивилизованном поведении. Точнее, в поведении, которое угрожало самим основам цивилизации…

— Точно так! — заявил Арпо Снисход, ударив кулаком в ладонь, что было не вполне благоразумно, поскольку он носил перчатки с шипами на костяшках пальцев и лишь на ладонях они были из козлиной кожи. Глаза его расширились от боли.

— Похоже, ночь для вас воистину нежна, — заметил Апто Канавалиан.

Естественно, Арпо не мог позволить себе ни единого мучительного стона. Он лишь сидел, весь сжавшись и стиснув зубы, и на глазах его выступили слезы.

— Как всем известно, — продолжал я, — цивилизация лежит в основе любых благ: богатства для избранных, привилегий для богатых, бесчисленных возможностей для элиты, обещания еды и крова для всех остальных, если они будут тяжко трудиться. И так далее. Соответственно, угроза разрушить все это является величайшим предательством. Ибо без цивилизации наступает варварство, а что есть варварство? Абсурдная иллюзия равенства, щедрое распределение богатств и существование, где никто не может скрыть от других самые низменные свои стороны. Короче говоря, подобное состояние воспринимается как нечто хаотическое и ужасное стражами цивилизации, каковые в силу своего положения чаще охраняют чужую собственность, нежели свою. Презрение к цивилизации, которое наверняка демонстрируют те двое безумных колдунов, может рассматриваться лишь как оскорбление и повод для искреннего негодования. И потому наши отважные рыцари все как один поклялись уничтожить тех, кто угрожает обществу, наделившему их титулами и привилегиями. Лучшего примера бескорыстия не найти.

Краем глаза я видел, как улыбается Пурси Лоскуток. Тульгорд и Арпо торжественно кивнули. Арпо уже успел оправиться от последствий своего театрального жеста. Апто Канавалиан усмехался себе под нос, Борз Нервен дремал, как и Свита Красавчика Гума, в то время как их безупречный идеал подкручивал свои локоны (один из тех привычных жестов, которые ассоциируются с бездумностью или, по крайней мере, с ее видимостью) и в то же время пытался поймать взгляд Услады Певуньи, последней из семейства Певунов, кто еще не спал в эту ночь. Следует заметить, что в мире хватает мужчин, которые, несмотря на всю свою мужественность, порой путают способы флирта, присущие разным полам. Ибо, на мой взгляд, подкручивать локоны и кокетливо хлопать ресницами свойственно женщинам (поскольку пустота ума порой привлекательна, особенно для тех, чей моральный уровень не поднимается выше колен), а не мужчинам. Красавчик Гум, увы, наверняка бесчисленное множество раз наблюдал подобное поведение в свой адрес и, похоже, поверил, что это и есть некий язык ухаживания; увы, отвечая тем же, что сам столь часто получал, он лишь вызывал усмешку у Услады, которая была отнюдь не склонна окружать его материнской заботой.

— Я мог бы теперь рассказать о паломниках, — снова заговорил я, — но для простоты скажем лишь, что все, кто пытается поймать взгляд бога, — пустые сосуды, которые считают себя несовершенными, пока их не наполнят, и верят, что по какой-то причине наполнить их может только чья-то благословенная чужая рука, но никак не своя собственная.

— И больше ничего? — спросил господин Амбертрошин, недомогание которого, похоже, миновало.

— Кто я такой, чтобы знать истину? — смиренно ответил я. — Даже я вижу соблазн беззаветной веры, страсть радостного служения неизвестной, но бесконечно дерзновенной цели.

— Дерзновенной?

— Любой способен наполнить тишину голосами, мой добрый кучер, — сказал я. — Разве мы не самые страстные изобретатели?

— А, понимаю. Вы имеете в виду, что религиозные убеждения полны замысловатых заблуждений, и те, кто якобы слышит слова богов, говорящих им, как поступать, на самом деле сами изобретают их на ходу.