— Воистину. И что это был за актер?
— Сорпонс Эгол, обладатель идеального профиля. Естественно, когда я с ним закончил, профиль у него был уже не столь идеальным. Хотя, признаюсь, возможно, я слегка переборщил, заставив беднягу съесть свой собственный нос.
— Гм… как долго он протянул?
— Это-то как раз и есть самое любопытное. Несмотря на все мои усилия, Сорпонс Эгол не терял желания жить, какие бы орудия пыток я ни применял. Зная, как этот тип любил покрасоваться, я поставил перед ним тонко отполированное зеркало во весь рост, чтобы он мог разглядывать себя днем и ночью в ярком свете десятка фонарей, которые я оставил зажженными. Полагаю, именно это в конце концов и сломило его волю к жизни. Роковое тщеславие!
— Полагаю, вы правы, Бинфун. Кстати, это была самая изощренная пытка из всех.
— В самом деле? — просиял палач. — Спасибо, госпожа! Ваши слова для меня — истинное благословение! — Он сплел перед собой пальцы и улыбнулся. — А теперь, полагаю, вам хотелось бы еще раз посетить того, кто больше всего вас восхищает?
Шарториал искоса взглянула на Бинфуна:
— Вы не трогали его лицо?
— Ни разу, госпожа. Собственно, он цел и невредим, не считая последствий пребывания на дыбе. В соответствии с вашими пожеланиями.
— Превосходно.
— Мне проводить вас к тайному глазку?
— Чуть позже.
— Конечно, — улыбнулся палач. — Разве предвкушение не подобно сладчайшему нектару?
— Когда вы должны доложить королю? — спросила Шарториал.
Бинфун слегка помрачнел:
— Если честно, я слишком долго откладывал, учитывая ваши пожелания. Увы, госпожа, вскоре для наших встреч не останется времени, что есть подлинная трагедия для всех заинтересованных сторон. Я должен сломить всех узников самым омерзительным образом и проследить, чтобы поцелуй смерти коснулся каждого. Таков приказ короля.
Шагнув к столу, Шарториал взяла лежавший возле тарелки нож и стала бездумно с ним забавляться.
Глядя, как она поглаживает нож, Бинфун почувствовал дрожь в промежности.
— Я буду тосковать по вашим визитам, госпожа, — хрипло проговорил он.
— Бинфун, вы так добры ко мне. Я тронута.
— Сожалею о том, что ждет того, кто вас так восхищает, — продолжал палач. — Я приберегу этого человека напоследок и необычайно быстро лишу его жизни. Я сделаю это ради вас, госпожа, и даже приказ короля меня не поколеблет.
— Весьма любезно с вашей стороны, — сказала она, разворачиваясь кругом и вонзая нож ему в грудь.
Бинфун отшатнулся, тщетно пытаясь схватиться за торчащую из груди роговую рукоятку, после чего с грохотом рухнул в кресло. Он уставился на Шарториал, раскрыв рот, а затем нахмурился.
— Не туда попали, госпожа, — выдохнул палач. — Так что… не сразу. Под… кхррр… под сердце… было бы лучше…
Она взглянула на него:
— Быстрее? Вряд ли. Будь проклята повариха с ее мелочной мстительностью! Какой смысл в яде, если ты ничего не жрешь, чтоб тебя?
— Я… кхррр… съел… чуть-чуть.
— Ты утопаешь в собственной крови.
Бинфун кивнул:
— По-своему… изящно. Кхррр, кхррр! Крикнуть и поднять тревогу я не могу. Кхррр, кхррр, кхррр! Стражники ничего не услышат, к тому же они… кхррр… никогда сюда не спускаются. Кхррр, кхррр, кхррр, кхррр! Умно, госпожа. Но, увы, недостаточно больно.
— Мне это доставляет мало удовольствия.
— Ах… очень жаль.
Палач захрипел, вздрогнул и обмяк в кресле, опустив голову на грудь. Несколько мгновений изо рта у него шла кровавая пена, а затем ее поток прекратился.
Шарториал подошла ближе и наступила острым каблуком на его левую ногу.
— Ай…
— Проклятье, да сдохни ты уже!
— С-скажите поварихе…
— Что? Что ей сказать?
— Передайте ей… кхррр! В следующий раз… пусть не пережаривает мясо.
— Ничего не могу поделать с тем, что меня находит привлекательным абсолютно каждая женщина, — вещал Апто Канавалиан. — Есть во мне что-то бесовское: так, по крайней мере, мне говорили. Если честно, дамы просто кидаются мне на шею, так что приходится от них отбиваться. Я лично считаю, все дело в том, что я критик, своего рода арбитр хорошего вкуса. Подобный талант требует немалого интеллекта, что, полагаю, становится вполне очевидным даже после самой короткой беседы…
— Боги милостивые, — простонал Борз Нервен, слабо корчась на дыбе, — убейте его, кто-нибудь! Пожалуйста!
— Я просто объясняю, почему меня приглашают на все вечеринки и празднества и почему на меня моментально клюют все симпатичные женщины. Знаете, если хорошенько подумать, оно того почти стоит.
— Крошка уложит его на дыбу, — сказал Крошка Певун. — И растянет, пока не повиснут его потроха.
— У меня есть еще кое-что в загашнике, и я собираюсь дать самую крупную взятку, — заявил Апто, улыбаясь Крошке. — Когда в следующий раз придет королевский палач, я предложу ему свою виллу. В награду за то, чтобы он позволил мне ускользнуть. Что касается остальных, то вы все равно покойники, а посему вряд ли кто-то что-то узнает, а я в ту же ночь сбегу из Фаррога. Я слышал, будто бы на побережье, в Прилапе, ищут судей для какого-то фестиваля.