— У них другой запах, — упрямо возразил Хордило. — Живой, если ты понимаешь, о чем я.
— Вряд ли баб так уж беспокоит мой запах, — возразил Акль, выпрямляясь. — Скорее, все из-за того, что меня объявили мертвым, продержали трое суток в гробу, а потом еще два дня в могиле. Не думаешь, что все дело в этом, Стинк? Я, конечно, точно не знаю, но вполне вероятно, что мои одинокие ночи как-то связаны с этими… подробностями. По крайней мере, стоит рассмотреть такую возможность, как думаешь?
Хордило пожал плечами:
— От тебя в любом случае воняет.
— И чем же именно?
— Как от трупа на кладбище.
— И что, от меня всегда так пахло?
— Откуда мне знать? — нахмурился Хордило. — Нет, скорее всего. Но точно не скажу, раньше я не был с тобой знаком. Тебя ведь выбросило на берег? Мне нужно было выполнить свой долг, а у тебя не было денег.
— Если бы ты позволил мне проводить тебя к зарытому сундуку, то сейчас был бы богат, — ответил Акль. — А меня не вздернули бы лишь потому, что вашему повелителю нравится смотреть, как пляшут висельники. Все могло быть совсем иначе, Хордило, имейся у тебя под черепом хоть немного мозгов.
— Верно. Так почему бы тебе сейчас не отвести меня к тому клятому сундуку, про который ты твердишь? Непохоже, что тебе больше не нужны деньги. Так или иначе, суть не в этом. Истина, которой ты столь упорно избегаешь, состоит в том, что мы тебя повесили как полагается и ты был мертв, когда тебя сняли. А мертвецам положено оставаться в земле. Таков закон.
— Будь я мертв, я бы сейчас тут перед тобой не сидел, верно? Тебе когда-нибудь приходилось выкарабкиваться из-под земли? Не окажись крышка того гроба сделана из дешевой древесины и не будь ваша земля столь жесткой, а ваши гробокопатели столь ленивыми, мне бы ни за что не выбраться. Так что если и стоит кого винить за то, что я здесь, так это всех вас в вашей вшивой деревеньке.
— Но я-то ведь не копал могилу, верно? В любом случае нет никакого зарытого сундука. Иначе ты уже давно бы к нему вернулся. Вместо этого ты спишь под столом, да и то лишь потому, что здешним собакам нравится по тебе кататься, чтобы скрыть свой запах. К тому же Фелувил считает тебя забавным.
— Хочешь сказать, ее смешит мой мертвый взгляд?
Хордило посмотрел в сторону главного зала таверны, но Фелувил все так же сидела за стойкой, закрыв глаза, так что голова ее была едва видна. Почти каждую ночь она не смыкала глаз до рассвета, и никого не удивляло, что днем эта женщина практически всегда спала. Он видел, как незадолго до этого мимо нее проскользнул тот никчемный управляющий, Шпильгит Пурбль, и Фелувил не приоткрыла глаз, даже когда тот почти сразу же вернулся из своей комнаты наверху, уже в другой одежде. Подозрительное выражение на лице управляющего все еще беспокоило Хордило, но особо суетиться ему не хотелось, к тому же, пока хозяйка таверны дремала, не так уж трудно было налить кружку-другую за счет заведения.
— Тебе повезло, — наконец сказал он, — что у Фелувил есть свои странности. И не повезло, что таковых нет у ее девиц.
— Учитывая, чтó они наверняка видят каждую ночь в глазах мужчин, — заметил Акль, — можно было бы предположить, что от моих они будут в восторге.
— Похоть не так уж страшна на вид, — парировал Хордило.
— Что, правда? Баба настолько ею очарована, что прямо из одежки выпрыгивает? В смысле, совсем как любовь? Любовь, с которой сорвана вся сказочная вуаль?
— Какая еще вуаль? Здешние девицы не носят вуали, придурок. Суть в том, Акль, что каждую ночь они видят то, к чему привыкли, и их это вполне устраивает. А мертвые глаза — совсем другое дело. От них дрожь пробирает до глубины души.
— А от моего отражения в окне тебя в дрожь не бросает, Стинк?
— Имейся у меня бывшая жена, у нее, вероятно, были бы твои глаза.
— Не сомневаюсь.
— Но вряд ли мне стоит тебе напоминать, чего я, по счастью, избегал все эти годы. Ну… скажем так, не всегда, но почти все время. Есть предел тому, что я в состоянии переварить, — если понимаешь, о чем я.
— Я тебя понимаю, Стинк. Ну… иногда, но не всегда, уж больно у тебя утонченная натура.
Хордило что-то буркнул в ответ и тут же нахмурился. Страхотоп уже должен был появиться снова, совершая второй круг. Селение было небольшим, и с обходами Страхотоп справлялся прекрасно, по-другому он просто не умел.
— Довольно странно… — сказал Стинк.
— Что такое?
— Голем Клыкозуба, Страхотоп…
— И что с ним?
— Он появился, как обычно…
— Да, я видел.
— Он ведь ходит по кругу? Вот только назад так и не вернулся.
Акль пожал плечами:
— Может, с кем-то разбирается.
— Страхотоп ни с кем не разбирается, — ответил Хордило, щурясь и протирая тусклое стекло. — Чтобы навести порядок, ему достаточно просто появиться. Никто не станет спорить с гигантской грудой разъяренного железа. Особенно если при ней имеется двуручный топор.
— Мне не нравится ведро, что у него вместо головы, — заметил Акль. — Никто ведь не станет разговаривать с ведром? В смысле, лицом к лицу. Но оно не железное, Стинк.
— Вполне себе железное.
— Наверняка из олова или свинца.