След крови. Шесть историй о Бошелене и Корбале Броше

— Фелувил уже делала так раньше? Чем они там занимались? Она запирает мужчин в своей комнате? Почему они хотят уйти? В смысле, я тоже бы захотел, но я никогда и не пошел бы к ней в комнату. А этот тип пошел, то есть примерно знал, что будет дальше? И я слышал, как бедняга хрипел, или блевал, или что-то в этом роде. Погоди… Фелувил что, его душила? Она их убивает, Фелитта? Твоя мамаша — убийца?

— Откуда мне знать? — бросила девушка с кровати; котоящер растянулся у нее на коленях, наблюдая за Шпильгитом немигающим взглядом желтых глаз. — Может, я и видела, как она хоронила парочку трупов на заднем дворе. Но такое бывает, — в конце концов, это гостиница, люди в постелях, старики пытаются умереть с улыбкой на устах и все такое.

— Фелувил закапывала постояльцев на заднем дворе?

— Ну… совсем уже мертвых, естественно. Не таких, как Акль.

— Акль не умер.

— Нет, умер.

— Исключено. Да, петля его придушила, и, вероятно, мозг его слегка пострадал, отчего все и считают беднягу мертвым. Но он не умер и именно потому вернулся. Боги, поверить не могу, какие предрассудки царят в этом вашем захолустье. Вы ведь с тех пор все дурно с ним обращались? Позор, да и только.

— В захолустье? — обиженно моргнула Фелитта. — Ты называешь Спендругль, где я родилась, захолустьем? Тогда кто я — захолустница? Такой ты меня считаешь, горожанин вонючий?

Шпильгит поспешил к ней, в последний момент отпрянув перед Рыжиком, который вдруг зашипел и вздыбил чешую.

— Конечно же нет, дорогая моя. В любой куче навоза спрятана жемчужина, и в данном случае это ты. Если бы я не любил тебя и все такое, то разве предложил бы помочь сбежать? И кстати, — продолжил он, пытаясь подобраться ближе, но Рыжик поднялся на лапы, выгнув спину, прижав уши и раскрыв пасть, — если бы ты не считала, что здесь настоящее захолустье, то и не захотела бы отсюда убраться.

— А кто сказал, что я хочу отсюда убраться?

— Ты сама говорила! Забыла, милая?

— Это ты хотел меня украсть, а я тебя слушала как дура, и ты меня в конце концов убедил. Но может, мне тут нравится? А уж когда мамуля разрешит мне работать вместе с другими девушками, я…

— Она не разрешит, Фелитта, — сказал Шпильгит, ища что-нибудь, что можно было бы использовать как оружие против кота. — Даже не надейся. Мать никогда тебе этого не позволит. Уж она позаботится, чтобы ты до конца жизни осталась старой девой. И ты это тоже прекрасно знаешь.

Увидев на комоде бронзовый подсвечник, Шпильгит взял его в руку.

— Но ты же говорил, что не позволишь мне иметь в городе кучу мужчин. Тогда какой мне смысл куда-то с тобой ехать? В конце концов ты окажешься ничем не лучше мамули и закуешь меня в цепи в каком-нибудь подвале! Эй, что ты делаешь?

Он направился к ней, взвешивая в руке подсвечник.

— Ты в самом деле этого хочешь? Хочешь, чтобы я сдавал тебя на ночь любому, кто готов заплатить?

— А ты мог бы? Да, пожалуйста! Зачем тебе этот подсвечник? — Девушка попятилась на кровати. — Интересно, сколько трупов ты закопал за своей конторой?

— Не говори глупостей. Сборщикам налогов, естественно, хочется, чтобы люди жили вечно. Всё старели бы и старели, а мы драли бы с них три шкуры за каждую тяжким трудом заработанную монету.

— Положи эту штуку!

— Сперва я ею воспользуюсь. Не сомневайся. — Он поднял подсвечник.

Рыжик прыгнул, намереваясь вонзить когти ему в лицо.

Шпильгит замахнулся со всей силы.

Эмансипор Риз тщетно сражался с дверным запором. За его спиной слышался низкий горловой смех Фелувил:

— Бесполезно, Манси. У нас впереди целая ночь, а когда я говорю, что мы покроем тебя поцелуями с ног до головы, это не шутка. Поцелуями, засосами, щипками и…

— Открой эту клятую дверь! — рявкнул Эмансипор, разворачиваясь кругом и хватаясь за меч.

Фелувил подняла руку:

— Тсс! Слушай! Я слышу голоса в комнате моей дочери! Голоса! Боги, это Шпильгит! — Она подобрала с пола платье и начала его натягивать. — За одно это ему конец. И кредита мерзавцу тоже не видать. Кто не может заплатить, тому не уйти от возмездия. Кто не способен заплатить — тому место на заднем дворе!

Эмансипор отстранился от двери, глядя, как Фелувил извлекает откуда-то из-под платья ключ, и вытащил меч:

— Ладно, открывай. Пока не стало хуже.

— Хуже? — рассмеялась она. — Худшего, Манси, ты еще не видел в этом убогом существовании, которое называешь жизнью.

Она отперла дверь. В то же мгновение раздался глухой удар в стену и рядом с кроватью Фелувил рухнул на пол кусок отвалившейся штукатурки.

Что-то пробило стену на половине ее высоты. Когда облако пыли рассеялось, Эмансипор увидел голову котоящера. Из носа его текла кровь, а глаза моргали невпопад — казалось, будто он подмигивает им обоим.

Воспользовавшись тем, что Фелувил изумленно застыла, уставившись на голову кота, Эмансипор протолкнулся мимо нее в коридор и, не оглядываясь, поспешил к лестнице. Сзади раздавался возмущенный рев трактирщицы и на его фоне еще чей-то крик. Добравшись до лестницы, Риз устремился вниз — и тут же за его спиной послышался топот. Выругавшись, Эмансипор обернулся, но это был всего лишь Шпильгит, за которым с грохотом неслась Фелувил.