След крови. Шесть историй о Бошелене и Корбале Броше

— Ты отравил нашу еду, — все так же улыбаясь, сообщил Корбал Брош.

— Желтый паральт, — кивнул Бошелен. — К счастью, как я, так и Корбал давно привычны к данному конкретному яду.

Эмансипор поперхнулся вином и с трудом поднялся на ноги, хватаясь за виски:

— Меня отравили?

— Успокойтесь, Риз, — сказал Бошелен, — я уже несколько месяцев подмешиваю в ваш ржаволист разнообразные яды. Вы вполне здоровы, по крайней мере для человека, который ежедневно потребляет всевозможную отраву.

Эмансипор снова упал на стул:

— Ну… тогда ладно.

Он с силой затянулся трубкой, яростно глядя на Клыкозуба.

Повелитель какое-то время сидел не шевелясь, а затем медленно поставил кубок на стол.

— Уверяю вас, — произнес он, — я понятия об этом не имел. Придется поговорить с поваром.

— Несомненно. — Бошелен встал. — Но надеюсь, лишь после того, как я смогу посетить вашу прекрасную кухню. Мне все еще хочется заняться сегодня кое-какой выпечкой, и, обещаю вам, у меня нет ни малейшего резона добавлять яд в плоды моих усилий, что я докажу вам при первой же возможности, съев любой кусочек по вашему выбору с блюда приготовленных мною лакомств. — Он потер руки и широко улыбнулся. — Воистину, я снова чувствую себя мальчишкой!

— Мне крайне жаль, что мы больше не доверяем друг другу, — вздохнул Клыкозуб; на его высоком лбу проступили капельки пота.

— Ничего страшного, сударь. Все забыто, уверяю вас. Разве не так, Корбал?

— В смысле?

— Я говорю про яд.

— Про яд? А что с ним? Я хочу пойти взглянуть на трупы. — Он принюхался. — Тут раньше жила ведьма.

Клыкозуб моргнул:

— Да, какое-то время назад и в самом деле жила. Ее звали Хурл. Как необычно, Корбал, что вы можете до сих пор ощущать присутствие самой слабой ауры.

— Чего?

— Ну, я имел в виду, что вы все еще можете ее чуять.

— Кого? Бошелен, а на печенье будет глазурь?

— Конечно, друг мой.

— Это хорошо. Я люблю глазурь.

Мгновение спустя повелитель Клыкозуб, дрожа, препроводил Бошелена в кухню. Корбал Брош накинул свой тяжелый плащ и, продолжая улыбаться, направился в сторону ворот.

Эмансипор налил еще вина и взглянул на писаря:

— Грошемил?

Бедняга потирал руку, которой до этого писал. Он кивнул, настороженно посмотрел на Эмансипора и поинтересовался:

— Твои хозяева… кто они такие, во имя Худа?

— Полагаю, можно назвать их искателями приключений. Для них, естественно, есть и другие названия, но мне все равно. Мне платят, я жив, а жизнь могла быть и хуже.

Писарь внезапно грохнул кулаком по столу:

— Ну в точности мои мысли! Нам приходится делать то, что приходится.

— Угу. Не слишком приятно, но никто ведь и не обещал иного?

— Именно, друг мой, именно!

— Давай присоединяйся. Вот еще вино. Надеюсь, оно не отравлено?

— Нет, конечно! Ни к чему понапрасну переводить яд. Что ж, с удовольствием присоединюсь к тебе, друг мой. Я не против. Пусть себе пекут на здоровье, или чем они там занимаются.

— Угу, пекут. Мой хозяин и в самом деле обожает это занятие.

Шаркая ногами, Грошемил подошел к Ризу и покачал головой:

— Признаться, мне это кажется довольно-таки странным.

«Поверь мне, дружище, мы с тобой думаем одинаково».

— Он полон неожиданностей. В смысле, Бошелен.

— Клыкозуб наверняка выпотрошит и четвертует повара.

— За то, что он хотел нас отравить, или за то, что не сумел этого сделать?

Грошемил усмехнулся, но промолчал.

Эмансипор нашел пустой кубок и налил писарю вина, затем поднял свой:

— За подчиненных.

— Неплохо! Да! За подчиненных!

— За несчастных и беспомощных.

Они выпили.

Внимание Шпильгита привлекло какое-то движение за заиндевевшим стеклом. Он наклонился ближе к окну.

— Еще гости? — спросил Акль Воскресший, переминаясь с ноги на ногу. Передняя часть его тела была теплой на ощупь, но спина, обращенная к покосившейся двери, была холодна как лед. Шпильгит не ответил, и Акль продолжил: — Мы с тобой в одной лодке, друг мой. Попросту говоря, нам надо сматываться из Спендругля. Зима в этих краях суровая, согласен. Но если взять хороший фургон, пару крепких быков, побольше еды, рома и шкур, можно добраться до какого-нибудь города на побережье за неделю… или если двинуться на север, хотя дороги там плохие, да и ветер…

— Для того, кого считают мертвецом, Акль, ты слишком много болтаешь.

— Тогда что тебя так заинтересовало за окном?

— Трое чужаков.

— Они вернулись? Из крепости? И что…

— Не они, придурок. Трое других чужаков. У одного вся голова забинтована, и он хромает. И с ними женщина, наполовину голая, — именно от этой половины я и не могу оторвать взгляд.

Развернувшись кругом, Акль открыл дверь и выглянул наружу.

— Ей что, сиську чайки обгадили? — сказал он.

— Это родимое пятно, идиот.

— Слишком уж белое.

— Тут нет никаких чаек, Акль. Слишком холодно. Нет, это просто отсутствие пигмента. Я видел такое и раньше, но только не там — в смысле, не на сиське.

Трое незнакомцев остановились перед входом в «Королевскую пяту». О чем-то посовещавшись на непонятном языке, они вошли внутрь.

— Интересно, Хордило их арестует?

Шпильгит откинулся на стуле, потирая глаза:

— Возможно, ему для этого потребуется голем. Все трое вооружены.