Она сбрызнула рисунок фиксатором и собралась уходить, но, повинуясь внезапному порыву, выдавила из тюбика на пластмассовую тарелку немного натуральной охры, плеснула в рюмку для яйца немного растворителя и взяла пятисантиметровую плоскую кисть для акварели, чтобы наметить передний и задний план, светотень. Она работала быстро, прекрасно понимая, что час поздний, а время, когда она работает, летит незаметно. Вокруг стояла полная тишина. Старое Парковое шоссе было пустынным и безмолвным, с Клавертон-стрит не доносилось даже отдаленного шума. Спустя какое-то время она взглянула на часы. Начало третьего. Мадлен не любила останавливаться, когда накатывало вдохновение. Всегда существовал подсознательный страх, что вдохновение уйдет и однажды она поймет, что больше не может писать. Может быть, именно поэтому она и рисовала только муравьев, этих недолговечных натурщиков. Честно говоря, это было смешно. Психотерапевт, который отказывается взрослеть и постоянно чего-то избегает: сперва воспоминаний о странном детстве, потом ответственности, потом правды о себе. Кто-то же не зря сказал: «Есть люди, которых можно охарактеризовать по тому, чего они избегают, и люди, о которых можно сказать: они только и делают, что бегут от чего-то».
Она выдавила на тарелку немного вермильона и жженой охры, на мгновение остановилась и отступила назад, чтобы полюбоваться картиной. Увиденное ее поразило: с мольберта на нее смотрел не мужчина, а женщина. У фигуры явно просматривалась грудь и треугольник волос на лобке. Но она же собиралась изобразить мужчину, бесспорно мужчину! Ведь только с вражескими воинами поступали так…
Она прочла об этом много лет назад в какой-то книге о муравьях. Южноамериканское племя придумало изощренную пытку, заканчивающуюся смертью, для захваченных в плен врагов и членов своего племени, совершивших тяжкое преступление. Осужденного приводили на лесную поляну, где вокруг муравейника определенного вида плотоядных муравьев была вырублена вся растительность. Здесь его раздевали и распинали на деревянной раме. В рот, чтобы он был постоянно открыт, вставляли вырезанный особым образом деревянный клин, а анус и пенис прокалывали и вставляли длинные бамбуковые палочки. Внутри эти палочки, а также уши и глаза жертвы смазывали сладким соком местного дерева.
Hoc, горло и рот тоже аккуратно смазывали соком, но так, чтобы жертва не задохнулась. Когда все приготовления заканчивались, раму поднимали и устанавливали над муравейником. И предоставляли осужденного своей судьбе. Через несколько минут на теле жертвы кишели привлеченные вкусом нектара муравьи, которые через все отверстия проникали в тело несчастного. Его жалили и кусали, пожирая живьем изнутри. Иногда жертва задыхалась из-за забившихся в нос и рот муравьев. Но, похоже, чаще обреченные погибали от смертельного ужаса — просто не выдерживало сердце. Самые же храбрые умирали медленной и мучительной смертью…
Мадлен вздрогнула, взглянула на темный участок джунглей, которые только что изобразила, тонкие лучики света, освещающие худенькую фигуру на холсте: спина изогнута, тело крепко привязаны к деревянной раме, ясно просматривались ребра и бедренные кости. Вся поза напоминала распятие. Голова откинута назад и привязана — лица не разглядеть, но горло обвивают несколько прядей темных волос. Что это? Что это значит? Неужели жертва — она сама? Неужели она подсознательно наказывает себя за свои преступления? Или стремится умереть?
Мадлен покачала головой, чтобы отогнать эту мысль, выдавила краску из тюбика и продолжила рисовать.
Она не смыкая глаз работала всю ночь и едва не поддалась искушению отменить прием. Она вымоталась, однако чувствовала, что просто обязана продолжать рисовать. Но когда сняла трубку, чтобы позвонить Сильвии, то вспомнила, что в девять придет Эмилия Фредриксдоттир. Эмилия, студентка местного университета, приехала в Англию из Рейкьявика. Ее брата обвинили в том, что он якобы столкнул со скалы свою девушку и та разбилась насмерть. Она была лучшей подругой Эмилии и часгенько поверяла ей свои секреты, рассказывая о том, как страшен ее брат, когда пьян. Эмилия боялась, что если вернется в Исландию, то будет вынуждена свидетельствовать против собственного брата. Мадлен не могла подвести девушку, учитывая, что Эмилия решилась излечить душевную травму при участии психотерапевта, вместо того чтобы вернуться домой и с головой окунуться в ожидавший ее ужас. Мадлен не отказывалась помочь девушке, но попыталась убедить ее, что лучше все-таки вернуться в Исландию. Не стоит прятать голову в песок — чем скорее она решится, тем быстрее все забудет. Но Эмилии казалось, что ее мир рухнул. Зачем туда возвращаться? Мадлен решила, что девушка заслуживает ее внимания: уж если кто и нуждался в нем, то именно Эмилия.
Мадлен приняла душ, оделась и отправилась в клинику.
Сильвия с сияющим видом сидела за столом.
— Доброе утро, Сильвия.
Она оценивающе оглядела Мадлен глазами-бусинками.
— Вы ужасно выглядите.
— Спасибо, Сильвия.