След крови

Она остановилась на стоянке и минутку посидела в матине, пытаясь собраться с мыслями. Могла ли мама сама довести себя до такого состояния? Решила ли она подвести черту собственной жизни? Неужели она, отрезанная навеки от родных просторов, настолько несчастна, что предпочитает умереть, нежели находиться в приюте в Бате?

Мадлен вышла из автомобиля на яркий солнечный свет.

Палате попытались придать испанский колорит. Мадлен привезла несколько хлопчатобумажных кубинских гобеленов насыщенных красных, желтых и фиолетовых цветов. Ширма из мексиканских бус отделила раздевалку и смежную комнату от маленькой гостиной. За другой ширмой скрывался алтарь Росарии и место поклонения Бабалу-Айе. «Ну и где он сейчас?» — спрашивала себя Мадлен, глядя на неподвижную фигуру на постели. Росария лежала прямо, как оловянный солдатик, с широко открытыми глазами. Руки ее не двигались, она не размахивала ими бесцельно, как обычно. Казалось, она изменилась-, постарела и высохла. Ее крошечная фигурка терялась на огромной кровати. Стоя в дверях, Мадлен пыталась представить юную Росарию со свадебных фотографий — вызывающе красивую, черноволосую, с роскошными формами, со смуглой кожей на фоне снежно-белого платья. Как же случилось, что осталось только это? Внезапно Мадлен отчетливо поняла: такой коней, ожидает всех, и она не исключение. Ты обессилишь, высохнешь, и останется одна только оболочка… Она вздрогнула. Когда Росария умрет, она, ее дочь, будет идти по этому же пути жизни, продолжая бесконечную череду поколений. Но после нее останется дочь, а за ней внуки и правнуки.

Внезапно Мадлен в голову пришла ужасающая мысль, от которой по спине побежали мурашки. А если ее дочь умерла? И после нее никого не останется, никаких следующих поколений? Об этом она никогда не задумывалась. Никогда! Она отказывалась рассматривать такую возможность. Неизвестно почему перед глазами всплыло Сашино лицо. Маленький мальчик из парка смотрел на нее… Она представила ребенка, затем высокого красавца средних лет, который стоял в проеме двери и печально смотрел на Мадлен, в образе сморщенной старухи лежащую на кровати. Это внезапное видение будущего напугало ее.

— Все в порядке, — услышала она. — Можете войти.

Это сказала сиделка, которая сидела у окна и читала замусоленную книгу.

Мадлен подошла к кровати. На Росарии был надет стеганый халат, который Мадлен подарила ей на Рождество. Волосы аккуратно заплетены в косу и уложены вокруг головы, как мама любила, зубной протез снят. Неужели в этом возникла серьезная необходимость? Мама заботилась о том, как выглядит, и терпеть не могла оставаться без зубов. Мадлен присела на край постели, поцеловала распятие и прах предков, потом наклонилась и, обняв худенькие плечи матери, покрыла ее лоб поцелуями.

— Despiertate, Mama. Estoy aqui,[32] — прошептала она. — Я здесь, мама.

— Она не чувствует ничего, даже боли, — сказала сиделка. Мадлен обернулась.

— Откуда вы знаете?

Мгновение она непонимающе смотрела на Мадлен.

— Ниоткуда.

Сиделка встала и вышла. Через несколько минут в палате появился доктор Дженкинс.

— Может быть, вызвать «скорую помощь», мисс Фрэнк?

— Чтобы обмотать маму проводами и поджарить ей мозг? Нет, доктор Дженкинс.

Он подошел к кровати и положил руку ей на плечо.

— Успокойтесь, Мадлен. Что нам еще остается делать?

Это был справедливый вопрос и, учитывая обстоятельства, довольно честный. В подобных случаях электрошок действительно помогал, но в то же время эта терапия убивала миллионы клеток мозга. Мадлен отчаянно искала причину, которая позволила бы оставить маму как есть. Которая помешала бы врачам и дальше наносить ущерб ее разуму.

— А нельзя немного подождать? Может, ей поставить капельницу, дать день-два отлежаться?

— Это не больница, Мадлен, — мягко заметил он.

— Знаю, но, принимая во внимание то, сколько денег отец каждый месяц выкладывает за содержание моей матери, я полагаю, можно пойти навстречу.

Мадлен чуть не расплакалась, и он неловко похлопал ее по плечу.

— А что говорит доктор, тот антрополог, который беседовал с моей матерью? Я могла бы переговорить с ним.

— Я узнаю, есть ли у миссис Олленбах его номер телефона. Хотя, честно скажу, я не очень-то верю в подобных «докторов», — заметил доктор Дженкинс чуть надменно. — Мадлен, я должен бежать, но Милдред у себя в кабинете. Подумайте над моими словами. Мы не можем оставить вашу мать в таком состоянии.

Когда он ушел, Мадлен склонилась над Росарией и мягко попыталась закрыть ей глаза.

— Мама, закрой глаза, или они вынуждены будут залепить твои веки липкой лентой. Тебе это не понравится. Может, скажешь хоть что-нибудь, чтобы я поняла, что ты меня слышишь! Пожалуйста, Mamacita. Dime algo, cualquier cosita.[33] Где твой Педроте, когда он так нужен, а, мама?

При упоминании об орише, ее наставнике, веки Росарии дрогнули. Ее губы задвигались, она хотела что-то сказать.

Мадлен нагнулась ближе.

— Что, мама?

Росария слабо откашлялась и попыталась произнести какие-то слова.