— Ничего не понимаю. Ты от нас уезжаешь неведомо куда к женщине. А ведь нас у тебя целых две, — она пыталась кокетничать, хотя голос выдавал тревогу. — Мы тебя чем-то не устраиваем?
— А что меня должно устраивать?.. Мне все надоело… Скажи только одно, — и проговорил одними губами: — Это она?.. — и повел глазами на дверь.
— Какая тебе разница? — тоже едва слышно проговорила Анастасия.
— Значит, она, — заключил Харченко. — Не могу я с ней… в постели…
Только теперь Анастасия все поняла. Точнее, она подумала, что все поняла.
— Так ты из-за этого… — Она улыбнулась. Обрадованно, с облегчением. — Так ты только из-за этого собираешься из дома уехать?
— Конечно, — соврал он.
Анастасия мгновенно приняла решение, на которое хозяин и рассчитывал:
— Оставайся! Мы сами сейчас уходим.
Она задержалась, надеясь, что Харченко начнет уговаривать ее остаться. Но хозяин молчал. И опять девушка подумала, что все поняла.
Все же сегодня вечером она слишком много выпила, чтобы четко реагировать на происходящее.
Вернувшись в комнату, она скомандовала:
— Пошли, Лизанька, нам указали на дверь.
Та поднялась с дивана. Обнаженная, загорелая, переливающаяся мышцами, чуть скривив уголки губ. Не скрывая, что надеялась на другую ночь…
Быстро одевшись, вытащила из-под подушки пистолет, небрежно швырнула его в раскрытую сумочку. Глотнула сока из чашки. Выжидательно уставилась на Анастасию.
— Но ты нас хотя бы проводишь?
— У тебя вон какая защитница, — кивнул на Лизаньку Александр.
Ждал, пока они уйдут.
Поджав губы, Анастасия направилась к двери. Лизанька тенью двинулась за ней.
Дождавшись, пока захлопнется дверь, Харченко начал торопливо натягивать брюки. Теперь главное было — не отстать!
12
Все!
Сейчас последний выстрел — и прекращаю! Цели не будет в жизни? Неправда! В жизни всегда цель имеется. Только у каждого она разная. И не всегда ее осознаешь.
Аннушка всегда желала чего-то большего, чем имела. И нет ее! Буераков имел целью бороться с преступниками. И его тоже больше нет. Борисевич всю жизнь к чему-то стремился: к богатству, к физическому совершенству, к красивой жизни… Где он теперь?
У каждого человека имеется цель. Только не все осознают, в чем она.
Вот сейчас я достигну цели. Пусть это не глобальная цель, меленькая, сиюминутная, одноразовая, так сказать. Но и ее нужно выполнить!
А дальше видно будет. Поеду к Маринке, заберу ее, и забуримся куда-нибудь, погуляем. А то забыл, когда я и бывал-то где-нибудь в последний раз.
Впрочем, и это так, мелочь, отдохнуть от треволнений. А что потом? Может, и впрямь жениться, как Наташка говорила? Та же Наташка ведь примет с дорогой душой. А там, глядишь, и появится-таки ребеночек. Ну а растить его уже сама по себе цель благая.
…Впрочем, все это потом, потом. Сейчас главное — не отстать.
Они шли вместе, обнявшись. Даже слишком нежно обнявшись, если учесть, что Анастасия здорово навеселе. Да ладно, сейчас у молодежи все эти извращения «розовые» да «голубые» едва ли не культивируются. С другой стороны, быть может, и не извращения это. Мало ли кому что нравится?..
Лизанька несколько раз оглянулась. Либо опасность чуяла, либо просто проверялась. Но и Александр не лыком шит, шел опытно, умело. Сколько Идальго по улицам Санта-Мария-Белема его водил — и то ни разу не «засветился». А ведь был тогда в Лиссабоне впервые…
Когда стало ясно, что они свернут в сквер, Харченко бросился вперед, обежал угловую башню и нырнул в кусты. Ночные аллейки были пусты. Яркий свет фонарей с трудом пробивался сквозь густую листву. Было тихо, сумрачно, прохладно. Пахло пылью и листвой. Тянуло свежестью от недавно политого асфальта.
Подруги появились на аллейке совсем рядом. Александр едва успел среагировать. Но все же успел.
Он шагнул из-за куста, произнес скороговоркой:
— Это тебе за Буеракова!
И вонзил длинную пилочку для ногтей точно в шею Лизаньке. Мгновенно отпрянул, уклоняясь от мощно ударившей струи горячей крови.
Анастасия не обманывала. Если бы Лизанька не обнимала-поддерживала обеими руками подругу и патронессу, наверное, Харченко не совладал бы с ней так просто. Она даже успела дернуть руку к сумочке.
Но было слишком поздно.
Из проколотой сонной артерии кровь толчками выплескивалась на Анастасию, которая с полузакрытыми глазами позволяла вести себя домой. В первое мгновение она ничего не поняла. Лизанька вдруг навалилась на ее плечо, начала сползать на землю, цепляясь руками за сарафан подруги. В трепещущем свете фонарей было видно, как из пробитого горла толчками пузырится темная пена, у уголков рта скапливались готовые пролиться струйки…
Анастасия, ничего не понимая, наклонилась к обнимающей ее колени, сучащей по асфальту туфлями подруге.
И тут темноту прорезала резкая вспышка света. Потом еще раз. И еще. Яркие молнии фотоаппарата высвечивали последовательно: склонившуюся над упавшим телом худенькую фигурку; обернувшееся на вспышку перекошенное ужасом лицо; вскинутую руку, пытающуюся защититься от вспышек; ту же фигурку, пытающуюся убежать… И при каждом разряде вновь и вновь проявлялась лежащая на асфальте залитая кровью женская фигура.