След на мокром асфальте

Там сидели только Тихоновы. Евгений Петрович был мрачнее тучи, а Мурочка – что Мурочка? Было очевидно, что у нее только что закончилась истерика. Она уже подсохла, размокшие от дождя кудряшки черным облаком клубились вокруг лица. Приободрился, засиял антрацитом необычный, скорее всего, заграничный плащ-дождевик, темно-серый с бархатной вишневой подстежкой. Она довольно вульгарно закинула ногу за ногу, покачивая щеголеватой лаковой туфелькой на маленькой ступне.

«Царь-птица, да и только. Интересно, чего это обувь у нее такая чистая, когда на улицах грязь», – отметил капитан, и заботливо уточнил, опросили ли их уже.

Она разогнулась, как пружина, вздернула голову, уставила на него свои кошачьи глаза, возможно, желая нагрубить, но вовремя спохватилась и промолчала. Ответил Тихонов:

– Да, благодарю вас.

– А что же вы тут сидите, не идете домой?

– Мы дожидаемся Владимира Алексеевича.

– Простите, это я сплоховал. Куда ж он без вас, он же ваш гость?

– Товарищ Золотницкий в столице проездом, – пояснил Евгений Петрович, – не дождался свободного номера в гостинице, вот и мы его пригласили погостить.

– Часто он вас навещает?

– Как получается.

– Хорошо. Ну что же, граждане, спасибо за помощь. Помните: не исключено, что придется вас побеспокоить еще раз.

Тихонова вновь полыхнула:

– Совершенно не понимаю, зачем это надо! Неужели так трудно один раз все записать и больше никого не беспокоить?

Сорокин участливо спросил:

– Вы, простите, по какой причине так возмущаетесь? Вас же не было на месте несчастья, вас и не вызовут.

Тихонова подскочила со скамейки, как черт из табакерки, нервно сдернула перчатки, рванула пояс. И все-таки, откуда это она такая нарядная?

Юбка, вроде бы длинная, по щиколотки, скромная, но узкая до последней степени пристойности, а главное – белая блузка с довольно низким вырезом. Конечно, не таким низким, как Колька показал, но в глаза бросающимся. И очки вот, на ней. Сверкая ими, она булькала и кипела:

– По-вашему, я могу быть равнодушна к тому, что моего мужа, нездорового, заслуженного человека будут дергать по пустякам! Между прочим, у него давление, тахикардия… но, конечно, мне не о чем беспокоиться.

Намеренно сделав паузу, Сорокин одобрил, мол, похвально, и все-таки спросил:

– Между прочим, Мария Антоновна, вы где были, когда произошло несчастье?

– С чего вы взяли, что меня не было дома?

– Свидетель столкнулся с вами в калитке.

– Я не обязана вам отвечать… – снова вскинулась было она, но тут вступил в разговор муж.

– Если позволите.

– Пожалуйста, пожалуйста.

– Мария Антоновна возвращалась из института.

– Какого?

– Евгений, – начала было она, но полковник все-таки продолжил:

– Литературного, имени Горького.

– Это на Тверском бульваре? – уточнил Сорокин.

– Верно.

– Не ближний свет, если на электричке.

– Обычно я встречал жену на машине. Это сейчас не на чем.

– Вы приехали на такси, Мария Антоновна?

– Какое это имеет значение?

– Все-таки ответьте.

– Мы не миллионеры бросать деньги на ветер. Я вернулась на электричке.

Сорокин, подумав, уточнил:

– А вы, Мария Антоновна, не заинтересовались, что случилось там, по дороге со станции?

– Нет.

– Люди толпятся, милиция.

– Не имею привычки торговать варежкой.

– Чем-чем?

Тихонова высокомерно разъяснила:

– Не имею склонности к праздному любопытству.

– Так, а может, вы шли со станции другой дорогой?

– Простите, это имеет какое-то значение? – кашлянув, вмешался Тихонов.

Мурочка разразилась своими всхлипами-смехом:

– Вот! Даже законный супруг недоумевает. Что за вопросы?

Дверь открылась, в коридор вышел Золотницкий, доложил:

– Мы закончили, – и, обратившись к капитану, спросил, могут ли они быть свободны.

– Конечно. Вы у нас проездом. Оставите свой адрес проживания?

Военврач заверил, что все в полном порядке:

– Готов явиться по первому зову. Скажите, нет ли новостей о пострадавшем?

– Положение очень серьезное, – сдержанно признал Сорокин.

– Серьезное?

– Весьма. Врачи делают все возможное. Но сотрясение мозга, переломы, потеря памяти и речи.

– Потеря памяти и речи, – повторил Золотницкий. – Ну вот. Подтвердились первоначальные результаты. Что ж, будем надеяться на лучшее.

Простившись, они разошлись. Капитан отправился к Акимову.

– Как, Сережа, что показали наши друзья?

– Да вот, товарищ капитан, – начал Акимов, протягивая листки протокола.

– За очками идти некогда, давай своими словами…

– Тихонов и Золотницкий показали, что находились на даче и как раз поднялись на балкон – покурить, как они сказали, на свежем воздухе. Утверждают, что видели, как выехала на полном ходу машина и сбила мужчину.

– Цвет, номер?

– Они одними и теми же словами показали, что «эмка», синяя…

Сорокин переспросил, подняв бровь:

– «Эмка»? Синяя?

– Да, я тоже удивился, – признался Акимов, – ведь и Пожарский, и Приходько, который со своей голубятни наблюдал, утверждают, что была серебристая «Победа».

– Издали не разглядели, ошиблись.

– Кто?

– В самом деле, кто? Ладно, а насчет номера? Не знают?

– Золотницкий утверждает, что последняя цифра была единицей.

– Да? А как же разглядел?