След Ночного Волка

— Кет, — ответил полковник, — хуже. Совещание завершаем… Со мной на выезд зам по криминальной, зам по МОБ… Через дежурку вызвать сюда доктора, тоже со мной на выезд. Нашу машину, Валерий Петрович, обстреляли. Тяжело ранен старший лейтенант Гирин. На место происшествия выезжаем через пять минут! Потом в госпиталь, Гирина туда уже повезли. Все, по рабочим местам…

ГЛАВА 10 Кажется, меня убили…

За несколько минут до этого обычный серый «уазик» без брони и «пелены» летел по трассе из командно-штабной Ханкалы на базу, в пункт временной дислокации — станицу Горячеисточненекую, что рядом с Толстой-юртом. Машина, переданная в оперативную группу сыктывкарским ОМОНом, была замполита, и молчаливый, будто примороженный тундровыми погодами водитель сержант Генка Артюхин возил замполита.

Но ехали в машине тыловики. Зам по тылу капитан Сидорчук, взяв с собой финансиста оперативной группы прапорщика Серегу Вострякова и тылового инспектора старлея Володьку Гирина, смотался в штаб объединенной временной группировки сдать акты списания запчастей на транспорт и еще порешить кое-какие шкурные вопросы.

У Сидорчука были своя машина и свой водитель — «уазик-буханка» с отгороженным наполовину салоном, чтобы можно было в ней перевозить какие-нибудь не очень объемные грузы. С замполитом они поменялись техникой из-за того, что тому необходимо было съездить в Моздок на встречу с представителем МВД по Республике Коми. Тот привез сотрудникам оперативной группы домашние посылки, минеральную воду из гуманитарной помощи, два мешка дефицитной по весне в Чечне картошки. Для чего и нужна была полугрузовая «буханка». Приехали с ним и двое гаишников на замену в Ханкалу.

В машине было весело, непринужденно болтали. Петрович в кафешке на ханкалинском рынке врезал полторашку пивка под шашлычок на пару с финансистом, а непьющий, закодированный год назад инспектор и водила, не пивший с ними по служебным требованиям, довольствовались махачкалинским лимонадом «Груша» со вкусом словно из подзабытого советского детства и тоже свежайшим и сочным шашлычком.

Гирин, парясь в бронежилете, сидел рядом с упакованным в армейскую броню водителем, Сидорчук и Востряков без броников вальяжно расположились на заднем сиденье.

— Что-то боевики не в меру активизировались, — вещал Сидорчук, — на совещании до нас доводили, что в Шатое болтаются какие-то неустановленные личности: баба и два мужика. Хотя почему неустановленные, их что, нельзя взять за шиворот и установить, кто такие? Вроде как прибыли из Дагестана. Ходят, разговаривают на темы свободы вероисповедания, демократии и ислама. В общем, вербуют молодежь в незаконные вооруженные формирования…

— Да, — подхватил тему Востриков, — недавно с местным гражданским водилой разговаривал, который у нас с ПВД мусор вывозит, так тот говорит, что у них в Горячке болтают, будто полсотни «энвээфников» прошлой ночью перешли из Кизлярского района Дагестана к нам в Чечню в Шелковской район.

— Хорошие агентурные данные, — не оборачиваясь и глядя на пробегающий мимо окна «шервудский» лес, обронил Гирин, — ты этой информацией с Николаем из войсковой разведки поделился?

— Я к нему в источники не записывался, — возмутился Востриков, — нашему командиру Павелецкому доложил, а там уж их дело, начальству решать, что правда, что нет и кому информацию проверять. Наше дело — бензин, жрачка, детали на автотранспорт…

— Не скажи, — перебил его Сидорчук, — в первую очередь мы находимся здесь в боевой ситуации и должны себя, хоть убей, сохранить, а уже потом быть тыловиками. Вот тебе привожу пример. Ты же знаешь, до нас доводили, по агентурным данным тогда-то готовится нападение на Шатой бандгруппой в сорок человек. Состав интернациональный: чеченцы, аварцы, арабы. Пойдут на населенный пункт с трех направлений. Так ты что, будешь портянками, как белым флагом, размахивать и орать, что ты мирный тыловик?

— Нет, не буду…

— Вот то-то и оно, ты — броник на себя, каску на голову, автомат в руки и в окопчик, жизнь свою защищать. Так что мы тут все сначала милиционеры-бойцы, а уже потом…

Но эту фразу доморощенному философу Сидорчуку договорить было не суждено. Неожиданно раздался хлопок пробитого лобового стекла, в салоне взметнулся к потолку и стал, планируя, опускаться на пол листок автопропуска в Ханкалу через пятое КПП. Будто сорвавшийся из-под колеса впереди идущей машины камешек ударил в стекло. В машине повисло минутное молчание.

— Не понял! — как-то сипло пискнул Сидорчук.

— Что это было? — спросил Востриков и стал наклоняться через плечо водителя к стеклу, чтобы поближе рассмотреть образовавшуюся на том месте, где только что торчал пропуск, дырку с паутинной сеточкой вокруг.

И тут вдруг старлей Володька Гирин негромко, но как-то подчеркнуто внятно произнес:

— Кажется, меня убили…

Машина продолжала лететь на скорости дальше. На взгорье показались крайние дома Петропавловской. «Уазик» проскочил по сунженскому мосту и стал, кряхтя, вскарабкиваться в гору.

— Как это убили? — не понял Сидорчук.